Выбрать главу

Емцев М & Парнов Еремей

Идеальный ариец

М.ЕМЦЕВ, Е.ПАРНОВ

ИДЕАЛЬНЫЙ АРИЕЦ

Юлиус Крюге получил записку еще утром и к трем часам дня уже сидел в кафе "Вихель". Он заказал кружку светлого пива и рогалики, посыпанные хмелем и крупными зернами соли. Вязкая белоснежная пена отражалась в глянцевом пластике стола. Крюге цедил холодное, чуть горьковатое пиво и думал о Максе.

После войны они почти не встречались. Максу пришлось порядком хлебнуть горя в прошлую войну. Конечно, не все переживают свои обиды так долго. А Макс буквально задохнулся от горя, он до сих пор не может очнуться от страшных снов войны.

Крюге поднял голову и увидел Макса Штаубе. Он устало брел через зал, разрывая замысловатую паутину табачного дыма. Голова у Макса стала совсем седой, сетка морщин легла на лоб и на щеки. Всякий раз, когда Крюге видел это лицо, что-то тоскливо сжимало сердце, Крюге с трудом глотнул и приподнялся.

Макс сразу заметил художника.

- Дружище...

Они пристально всматривались друг в друга. Художник с досадой покачал головой. Макс выглядел очень неважно. Впавшие щеки словно подернуты пеплом. Добрые глаза смотрят растерянно и тоскливо.

- Послушай, Юлиус, - начал Штаубе и замолк. - Послушай, Юлиус, - опять повторил он, стараясь заглянуть художнику в глаза. - Я отыскал Мигеля.

Юлиус непроизвольно резко дернул плечом. Это могло означать и "неужели" и "черт побери" и выдавало его внутреннюю напряженность.

- Ну и что же теперь? Ты хочешь...

- Если б я нашел его лет пять назад, - задумчиво продолжал Штаубе, не глядя на художника, - тогда другое дело...

Он размял тугую сигарету тонкими пальцами (на левой руке их было только три) и посмотрел сквозь стекло на улицу, где проходили люди в плащах и легких осенних пальто и проезжали яркие автомобили.

- Я встретил его в прошлом месяце.

- И до сих пор!.. - воскликнул Юлиус.

- И до сих пор хожу за ним по пятам. Он преуспел. Весьма преуспел.

Крюге насмешливо и понимающе хмыкнул.

- Он снова стал важной персоной. Идеолог, оратор. Посредник. Чины, богатство, положение.

- Где он был?

- Где они все были... Латинская Америка, Испания, Турция...

- А ты искал его во Франции, Италии, Швеции! Не повезло тебе.

- Как всем, кто ищет. - Штаубе задумался.

Да, ему не повезло. Ему уже давно не везет. А когда это началось?

Штаубе уже не смотрит на друга, перед его глазами воскресает одна июньская ночь тридцать девятого года.

Среди других, более страшных, она вроде ничем не примечательна. И все же...

Они праздновали тогда день рождения Нигеля в кабинете старого Штаубе. Из высоких шкафов на них тускло смотрели золоченые переплеты. Они сидели за письменным столом, заставленным бутылками и бокалами. Горки сизого пепла в тяжелых пепельницах, недопитый пунш. Тонкие ломтики янтарного с чернью сыра источали пряный запах, от которого слегка кружилась голова.

Занималось утро. Штаубе отчетливо представил себе узкое окно с решеткой, за которым солнце жадно сжигало рваные края облаков. Он на всю жизнь запомнил это окно, чугунный узор на фоне утреннего неба. Именно тогда ему в голову пришла эта мысль. Крюге был уже сильно пьян, но и он оживился, когда понял наконец суть. А Тюлов минуты три хохотал деревянным голосом, хотя ничего смешного не было, а было только интересно.

- Я сделаю его патриотом, - сказал Штаубе и начал развивать свои намерения: - Он станет у меня первоклассным немцем. Трудолюбие, дисциплина, чинопочитание, послушание. Вера, вера и вера.

- Прравильно! - воскликнул Крюге. - И-и... этот, как его... идеализм. Кантианство, ницшеанство, гегельянство. Абсолютный дух - пуп вселенной.

- А он согласен? Нужно у него спросить. Эй, Нигель! крикнул Тюлов.

- Он так не услышит, - улыбнулся Макс и нажал кнопку. Далеко...

Через некоторое время за дверью послышались осторожные шаги, отрывистый стук, и на пороге появился Нигель. Он производил впечатление деревенского парня. Соломенные волосы, мешковатый костюм, румяные щеки и голубые глаза.

- Хорош! Браво, Нигельхен! За твое здоровье. Сегодня отмечается твое рождение. Пропустишь рюмочку с нами? - Трое пьяных друзей хлопали его по плечу и дергали за рукава.

Парня это нисколько не смутило, он ответил ровным голосом:

- Добрый вечер. Благодарю вас. Благодарю вас. Я никогда ничего не пью.

- Ну, это ты напрасно, Нигельхен, - сказал Тюлов. - Макс, заметь себе, настоящий немец пьет без ограничения. Воспитывать так воспитывать...

- Ему вредно, - отмахнулся Штаубе. - Слушай, Нигель, мы решили сделать тебя человеком. Настоящим немцем.

- Идеальным, - добавил Крюге.

- Ты познаешь все, чему учили лучшие люди нашей нации, продолжал Штаубе. - Ты будешь сильным, решительным, храбрым.

- Неумолимым, - сказал Тюлов.

- Согласен?

Нигель некоторое время молчал, потом кивнул головой:

- Как вам будет угодно. - Голос его был сухим и безжизненным.

- Ну, марш отдыхать!

После этого... Что было после этого? Штаубе напрягает память. Да, они принялись обучать этого болвана. Какая идиотская затея! Сколько сил было потрачено, сколько времени...

И однажды Тюлов сказал:

- А ты знаешь, Нигель обнаруживает вкус. Он терпеть не может диалектическую неопределенность. Любит конкретность.

- Нигель против Гегеля, - скептически заметил Крюге.

- Вот именно. Наш студент предпочитает "Заратустру". Особенно полюбились ему трактаты Шпенглера, приказы Мольтке, речи Фридриха и Бисмарка.

- Прикладной ум, преклонение перед целью... - начал было Крюге.

Но Штаубе перебил его:

- Друзья мои, это же знаменательно! Какую главную идею мы вкладываем в нашего дорогого ученика? Представление об абсолютном духе, присущее германской расе, как первой среди прочих. Вот фундамент, на котором строится мышление Нигеля. Сущность абсолютного духа заключается в постоянном движении вперед по пути совершенствования. А что такое движение?

Макс взял пожелтевший от времени бильярдный шар и положил его на стол.

- Если шар находится в состоянии покоя, для него не существует такого понятия, как направление. Все пути, по которым он может двигаться, равнозначны. Нельзя назвать каких-то запретных или преимущественных положений. Одним словом, покой есть покой и его незачем сравнивать с движением.

- Тождественность, в конце концов, самая убедительная вещь, - насмешливо заметил Тюлов. - Покой равен самому себе, и нечего от него требовать, чтобы он равнялся чему-то другому.

- Одну минуту, - поднял руку Макс. - Продолжу сравнение. Допустим, что этот шар символизирует человеческое общество. Тогда, если шар стоит на месте, общество тоже не сдвинется с места, ему будет совершенно безразлично, есть ли на свете такая вещь, как направление. Общество в состоянии покоя может допустить одновременное существование десяти партий. Каждая из них будет предлагать свое направление, но шар не двинется, пока не выберет какое-нибудь одно.

Общество, которое не двигается, загнивает и разлагается. Это хваленая демократия Англии, Франции и других. Развращенные нации, они обречены историей.

Абсолютный дух, живущий в нашей душе и крови, толкает немецкую нацию по пути совершенствования. Мы словно шар, жаждущий движения. Что нам нужно? Толчок! Сильная рука. Смелость выбора одного направления из бесконечного множества возможных. Этот выбор мы, немцы, уже сделали. Мы нашли того, кто направил шар в лузу.

- Как бы не вылететь за борт от такого толчка, - тихо сказал Крюге.

- Погодите! - прорычал Макс. - Теперь о Нигеле. Он очень хорошо ощущает дух нашего времени. Мне кажется, все, что происходит вокруг, как-то особенно близко Нигелю. Поэтому мне совершенно понятна его тяга к конкретному мышлению.

- Учитывая его происхождение, - улыбнулся Крюге, - вполне понятна его стихийная целеустремленность.

- Да, понятна, - подтвердил Макс. - Очень понятна, вполне очевидна. Для общества, нашедшего свой путь, необходима единодушная поддержка направления, раз оно уже выбрано. И Нигель чувствует это, ему неприятны бездейственные раздумья философов прошлого. Он становится... арийцем.