В очередной раз пришлось изображать страсть, а скулящую Васю запихивать в ближайший тенистый куст. Дворецкий планировал аккуратный выход: сначала мы двое выглядываем, и если никого нет, забираем Василису, и возвращаемся окончательно. Другой вариант, в принципе, и не рассматривался. Но кто ж мог знать, что девушка расклеится до такой степени?
— Ей нужно успокоительное и сон, — кивнул на Васю Дворецкий.
— Как и мне, — я потерла глаза. — Тащи ее на кровать и вызывай врача.
Спустя полчаса я лежала в постели. Вымотанная и вымытая. Дворецкий мялся у окна.
— У тебя много дел? — Спросила я сквозь зевок. Казалось, на Антона незримо улеглась васильковая пыль Локи, оттеняя родную синеву под глазами.
— Еще только полдень.
— Ложись спать, — промямлила я, хлопая рукой по подушке. — Все не переделаешь. — И отключилась.
Глава 12.
Глава 12.
7 мая.
Проснулась я от жары. Было очень тяжело дышать. Я попыталась изменить положение и обнаружила источник дискомфорта.
Дворецкий, поправ все нормы приличия, абсолютно неромантично пускал слюну на подушку. Соседнюю с моей подушку! На моей кровати! Еще и руки раскинул!
— Вообще уже с ума все посходили, — бурчала я, выбираясь из-под одеяла, — ум есть, а совести не надо…
В дверь аккуратно постучали.
Я оглянулась, чтобы еще раз убедится — тот, кто имеет привычку стучать именно таким образом, продолжал дрыхнуть на чужой кровати.
Дверь открылась, являя мне образ бледной поганки — такой бесцветной я видела Василису в день похорон Олеси.
— Боже, что случилось?!
— Где Антон? — Совершенно безразлично спросила Вася, словно и не хотела узнавать.
— Спит, — я махнула рукой, показывая одновременно, в каком направлении смотреть, чтобы убедиться в правоте моих слов, и что мне абсолютно безразлично, чем он там занят. Но говорила почему-то шепотом.
— Выйди, — девушка пошатнулась, а Генрих, который все это время стоял рядом, заботливо поддержал под локоток.
— А может, ты зайдешь? — Я сомневалась в способности Василисы думать трезво, поэтому кинула Генриху молящий взгляд. Тот лишь покачал головой.
Ну, я и вышла, притворив за собой дверь. И откуда столько заботы о ближнем, которого я уже не боюсь, но все равно коленки дрожат?
Генрих широко улыбнулся и слегка повернул девушку. Пистолет… В Василисину спину упиралось дуло начищенного до невозможного блеска оружия.
— Что…
— Молчать.
Я замолчала. Послушалась мальчишку с абсолютной недоброй чернотой во взгляде. Даже голос его звучал слишком взросло — прокуренный, наглый.
— Идем, — снова скомандовал голос. На задворках сознания мелькнуло предупреждение — «Гипноз!» и погасло, словно лампочка перегорела.
Мысли потекли лениво, но все в одном — правильном — направлении: надо крикнуть и разбудить Антона, надо крикнуть и позвать охрану. Надо узнать, чем занимаются эти бездари, если тут дочь главы государства «Куяльник» в заложники взяли?
Голова думала, а ноги делали шаг. Один, другой, третий… все дальше и дальше от двери, все ближе к холодному и безразличному мрамору лестниц.
Пару раз пыталась вырваться из объятий морока. Вернуться в безопасную зону.
Мама любила говорить: «За буйки не заплывай!»
Почему бы мне сейчас не повернуть назад, не ухватиться за спасательную соломинку?
Ничего не помогало — я продолжала идти, куда указывали. Ногам было тепло и мягко ступать по ковровому ворсу, потом еще приятнее чувствовать прохладу камня, затем принимать грубые ласки от мелкого гравия, которым так любили посыпать дорожки в саду. Все вокруг было ленивым и монотонным, как мы с Васей.
Охрана бдела, но судя по горящим глазам, люди были где-то далеко от реального местонахождения. Странно, но мне хватало сил замечать детали: музыку из цокольных этажей, смех проходящей мимо нас пары, по-детски невинный жест Василисы, когда она вытирала слезы рукавом кофты. Детали аккуратно складывались в стопочку, не желая склеиваться в общую картину. Казалось, так и будут лежать, пока руки до них не дойдут.
— Давай уже, шевели булками!
«А Генрих-то и не совсем Генрих, — подумалось мне, — говор чистый, без акцента… Наверное, он не Генрих, а какой-нибудь Гена… он же Геша… он же Гоша… он же Жора…»
— Стой здесь. Стой, я говорю!
Фу, какой грубый!
— Все нормально?
В саду было довольно людно: господин в инвалидном кресле, десяток бритоголовых или коротко постриженных вояк с офицерской выправкой, Генрих и мы с Васей.
Ах, да, еще этот шикарный мужчина в белом, брезгливо кривящий губы каждый раз, когда старый и очень усталый человек в кресле задыхался от хриплого кашля.
Хорошая мишень, этот в белом, в темноте его убьют первым. Почему убьют? Да потому что за мной следят плохие, я бы даже сказала, нехорошие дяди. А они делиться добычей не захотят.
— Что она там бормочет?
Надеюсь, это не про меня. Жуть как не хочется выглядеть глупой, невоспитанной или, еще хуже — испуганной.
— Ты перестарался с дозой, — мужчина в белом, взяв меня за подбородок, заглянул в глаза. — Ни на кого нельзя положиться…
Это ты точно подметил, мужик! С дозами шутки плохи.
Он погладил меня по голове, устремляя взгляд куда-то вверх, приподнял волосы на затылке и резко сдавил шею. Меня вывернуло прямо на дорожку. Предусмотрительный экзекутор не испачкался — стоял в стороне.
Голова мгновенно прояснилась, я даже отвесила витиеватую благодарность за поданный стакан воды. Про себя.
— А теперь приступим, — скомандовал незнакомец в белом. — Прошу.
Меня подтолкнули к нише с мальчиком и дельфином.
Оп, трансформер сложился: это и есть те плохие дяди, которые искали проход в Локу, это и есть те наблюдатели, ради которых мы с Дворецким играли в любовь, это есть концовка грандиозного плана, выстроившегося в более чем трехлетнюю игру в прятки.
Кстати, а где Дворецкий? Почему до сих пор не пришел? Неужели дрыхнет? И в ус не дует! Но ведь без него ничего не получится…
— Где Дворецкий? — Мужчина в белом обернулся к Васиному ухажеру.
Мама родная! Антон не просто дворецкий, он с этими заодно! Какой неожиданный поворот…
С глаз мигом слетели розовые очки.
— А Дворецкий нам зачем? — Удивился Генрих.
— А затем, родной, что я приказал тебе привести всех. А ты мало того, что приказ не исполнил, так еще и дозу увеличил, — цедил сквозь зубы недовольный мужчина в белом.
— Как вас зовут?
Мой вопрос поставил в тупик всех присутствующих.
— Как вас зовут? — Повторила я.
— А зачем вам это знать, моя хорошая? — Улыбнулся главный. От такой улыбки хотелось спрятаться в пасти крокодила.
— Я много думаю о вас, любезный, но никаких вариантов, кроме, как «мужчина в белом» до сих пор в голову не пришло.
— Как мило, — я внутренне сжалась в комок, — ну, так и зовите меня — Белый. Устроит?
Я пожала плечами. Внешне казалось, что мне абсолютно все равно, и я ничего не боюсь. Очень надеюсь, что именно так со стороны все и выглядело.
— Итак, где Дворецкий? — Белый снова обернулся к подчиненному, но в коротком вопросе мне послышалось куда больше: почему он до сих пор не здесь и если его не будет через пять секунд, чья-то голова полетит с плеч.
Генрих выпустил руку Васи и ринулся к выходу в галерею. Но, наверное, споткнулся, и очень неудачно упал — потерял сознание, потому что лежал и не шевелился.
— Бездарь! — Выплюнул проклятие Белый.
— Это потому что ты — магнит для уродов, — послышался знакомый голос.
Из темноты колоннады выходил Антон: свеженький, чистенький, в неизменно строгом костюме-тройке и начищенных туфлях. Шагал по ступеням нарочито медленно, переступая через неудачника с разбитым носом, и поправлял манжету, вытирая кровь с руки платком. Думаю, обморок мальцу обеспечил именно Дворецкий.
— Почему так долго?