Граф Паттен ничего не упустил во время своего разноса. И при нарушении конфиденциальности тоже. Вместе с отмененными приглашениями лорду Уэллстоуну швырнули на порог два его букета, и один раз даже ударили по лицу. А затем последовали слезы Гвен. На этом фоне дуэль выглядела предпочтительнее.
Как оказалось, пистолеты на рассвете станут недостаточно суровым наказанием за грехи Стоуни. На этот раз Паттен погрозил кулаком в нескольких дюймах от носа виконта.
— Вы! Ба, да вы ничуть не лучше, чем этот трусливый солдат.
Невзирая на оскорбление для собственной чести, Стоуни вынужден был вступиться за своего друга.
— Если вы имеете в виду капитана Брисбена, то он — один из самых храбрых людей, кого я знаю, и он следует более высокому кодексу чести, чем мы с вами можем понять. Он едва не потерял ногу, да и саму жизнь, сражаясь за нашу страну. Как вы можете называть его трусом?
— Его ведь здесь нет, не так ли?
Стоуни снова сел, подальше от кулака Паттена и от потока слюны, сопровождавшего обличительную речь графа.
— Тьфу, — сплюнул граф. Стоуни потянулся за носовым платком, но вспомнил, что отдал последний Гвен. — Будь я проклят, если вы больше подходите на роль моего зятя, чем этот трус. Платный ухажер, наемный любовник, ей-Богу.
Стоуни мог бы запротестовать насчет этих эпитетов — черт, он вызвал бы на дуэль любого другого мужчину, произнесшего эти слова — если бы не слишком сильно обрадовался, чтобы оскорбиться.
— Вы имеете в виду, что я не должен…
Слишком рано.
— Боже мой, моя дочь никогда не сможет без стыда появляться в обществе. Полагаю, я могу отправить вас обоих на корабле в Индию. Или в Ост-Индию. Это разобьет сердце ее матери, но все же лучше, чем если девчонка станет посмешищем до конца своих дней. Чтоб тебе провалиться в ад, Уэллстоун.
Брак с леди Валентиной Паттендейл определенно станет адом. Стоуни сделал глубокий вдох. В противоположность неистовым речам графа, он заговорил тихим, спокойным голосом.
— Я и моя, гм, жена поселимся в Уэллстоун-парке в Норфолке. Дом порядком обветшал, так как стоял пустым все эти годы, так что я надеюсь, что ваша дочь умеет хорошо шить. И обращаться со шваброй. Я буду занят овцами, так что ожидаю, что она станет присматривать за цыплятами.
Теперь кровь отлила от лица графа и у него отвисла челюсть.
— Что? Моя дочь? Со шваброй? — бессвязно забормотал он. — Цыплята? Но ее приданое…
— О, я не стану жить за счет состояния жены. Для меня это вопрос чести, несмотря на то, что вы думаете о моих моральных принципах. Я отложу любой доход, который будет получать леди, для наших детей. Нам понадобится их целый выводок, чтобы помогать на ферме, знаете ли. Но не беспокойтесь, я надеюсь все переменить через пару лет тяжелой работы. Может быть, через пять, самое большее. Затем мы сможем позволить себе нанять больше слуг. То есть если удастся заманить кого-либо из местных наняться на работу в Уэллстоун-парк. Мой дядя повесился там, если вы не припоминаете старый скандал. Говорят, что он все еще качается там на канделябре, но я всегда считал, что движение создают сквозняки в коридорах. Полагаю, мне следует позаботиться о том, чтобы починить окна. Или стоит сначала заняться протекающей крышей? — Стоуни почесал голову, сделав вид, что задумался.
— Но… но этот дом…?
— Как вы сказали, Лондон станет намного менее приятным для вашей дочери, ведь теперь вы рассказали всем и вся о моих, гм, занятиях. Кроме того, я буду вынужден оставить лондонский дом Гвен, второй жене моего отца, если вы не в курсе. Если только вашей дочери не будет спокойнее, когда ее свекровь станет проживать с нами? Я знаю, что моя мачеха будет в восторге, если любящая дочь станет делать ей примочки, когда она будет страдать от мигреней — а они у нее случаются очень часто.
Когда Паттен начал хрипеть и задыхаться, Стоуни сжалился над пожилым мужчиной. Ему тоже не хотелось, чтобы граф скончался на его обюссонском ковре.
— Возможно, для нашей маленькой дилеммы есть другое решение. Если вы только пожелаете присесть и выслушать…
К этому моменту Паттен готов был слушать даже хор певцов-кастратов, исполняющих матросские песни. Он упал на кресло напротив виконта и рукавом вытер пот со лба. Старый дурак, должно быть, тоже отдал свой чистый платок плачущим женщинам, подумал Стоуни.
В конечном итоге, вопрос был решен мирно, к всеобщему удовлетворению, как и полагается джентльменам. Репутация леди Валентины была восстановлена завидной помолвкой; честь графа Паттена спасена респектабельным союзом; Стоуни гарантирована свобода… благодаря тому, что он принес в жертву еще одного помощника в бизнесе по сопровождению, лорда Чарльза Хэмметта.