Жюль Верн
ИДЕАЛЬНЫЙ ГОРОД
Дамы и господа!
С вашего разрешения я отвлекусь от своих обязанностей руководителя Амьенской академии[1], председательствующего на общем собрании, и вместо обычной речи расскажу об одном происшествии, случившемся со мной. Заранее приношу свои извинения, и не только моим коллегам, неизменно благосклонным ко мне, но прежде всего вам, дамы и господа, чьи ожидания могут быть обмануты.
В начале прошлого месяца я присутствовал при распределении лицейских призов. И на этом же заседании, не покидая своего кресла, совершил под руководством преподавателя господина Карто, позднее ставшего нашим коллегой, прогулку по старому Амьену[2], который так опоэтизировали умелые карандаши Дютуа[3]. От этой экскурсии по нашей маленькой индустриальной Венеции, которую на севере образуют одиннадцать рукавов Соммы, у меня остались чудесные впечатления.
Вернувшись к себе, на бульвар Лонгвиль, я поужинал и лег спать.
Все происходившее до сих пор было вполне обычно, и, вероятно, в этот день все порядочные люди вели себя похожим образом.
Обычно я пробуждаюсь рано, но на следующее утро по непонятной причине открыл глаза, когда день уже был в полном разгаре. Я проспал не менее пятнадцати часов! И отчего бы это? Ложась в постель, я не принимал никакого снотворного. И не читал на ночь никакого официального доклада!..
Как бы то ни было, но, когда я встал, было уже далеко за полдень. Я открыл окно. Погода стояла чудесная. Мне казалось, что начавшийся день — среда. Однако, судя по наводнившей бульвары многолюдной толпе гуляющих, наступило воскресенье. Одевшись и наспех позавтракав, я вышел на улицу.
В этот день, дамы и господа, мне было суждено, если вспомнить один из нечастых каламбуров Наполеона I, «переходить от одного сюрприза к другому».
Судите сами.
Едва оказавшись на тротуаре, я был атакован тучей мальчишек, оравших во всю глотку: «Программа выставки! Пятнадцать сантимов! Кому программу?»
— Мне! — вырвалось у меня, прежде чем я успел подумать о последствиях, которые могло повлечь за собой это невинное желание.
Дело в том, что как раз накануне я сообщил сборщику налогов размер суммы, которую составляли средства на моем счету и движимое имущество. И, правду сказать, как и многие другие, я так диковинно оценил размеры собственности, подлежащей обложению, что покупка программки могла меня разорить.
— Эй! — обратился я к одному из окружавших меня озорников. — Что за выставка?
— Региональная выставка, мой принц, — ответил тот. — Сегодня закрытие.
И вся шайка мигом разлетелась.
А я остался с этим случайно приобретенным титулом, впрочем, обошедшимся мне не более чем в три су.
Но что же это за региональная выставка? Если память мне не изменяла, она закрылась уже месяца два назад. Было ясно, что мальчишка просто обманул меня, продав старую программку.
Что было делать? Отнесясь к этому происшествию философски, я продолжил прогулку.
Но каково же было мое удивление, когда, дойдя до угла улицы Лемершье, я увидел, что она уходит за горизонт! Мне сразу же бросился в глаза длинный ряд домов, последние из которых скрывались за пригорком. Может быть, я оказался в Риме, в самом начале Корсо?[4] И эта Корсо дошла до новых бульваров? Целый квартал с особняками и церквами загадочным образом вырос тут в течение одной ночи?
Должно быть, все так и произошло, потому что прямо передо мной по улице взбирался забитый пассажирами омнибус — да, омнибус! — линии «F», ведущей от собора Богоматери до водохранилища.
— Черт возьми! — пробормотал я. — Надо бы спросить у таможенного надзирателя, что все это значит.
И направился к мосту, так элегантно переброшенному одним из наших бывших коллег через железную дорогу Северной компании[5].
Надзиратель отсутствовал. Почему? Может быть, со вчерашнего дня пошлина взимается на новом кольце бульваров? Надо бы узнать. Если надзирателя нет у южного края моста, то наверняка остался славный малый, собирающий милостыню у северного. Он-то всё мне и расскажет.
Я подошел к мосту. Мимо медленно проходил поезд. Машинист сотрясал воздух свистками и с оглушительным шумом выпускал пар из котла.
Возможно, глаза меня обманывали, но мне показалось, что вагоны построены на американский манер: с площадками, позволяющими пассажирам переходить из одного конца состава в другой. Я попытался разглядеть обозначающие компанию буквы, которые наносятся на стенки вагонов. Но вместо литеры «N», означающей север, я увидел «Р» и «F» — Пикардия и Фландрия! Чем вызвана эта замена? Может быть, игрою случая маленькая компания поглотила большую? Может быть, теперь вопреки прежним правилам составы из отапливаемых во время холодов вагонов пускают с середины октября? А вдруг появились купе, оборудованные надлежащим образом? И теперь, как в старые добрые времена, продают обратные билеты из Парижа в Амьен?
1
Амьенская академия наук, литературы и изящных искусств была основана в 1746 г. пикардийским поэтом, драматургом и литературным критиком Жан-Батистом Луи Грессе (1709–1777). Включает в свой состав 36 действительных членов, а также членов-корреспондентов и почетных членов, число которых может меняться. С 1835 г. выходят «Записки Амьенской академии».
3
Имеются в виду пикардийские скульпторы братья Дютуа — Эме Адриан (1803–1869) и Луи (1807–1874), которые помимо своей основной деятельности, рисовали виды Амьена, его достопримечательности и архитектурные памятники, а также уличные сценки. В кабинете графики Пикардийского музея хранится свыше 5 тыс. рисунков братьев Дютуа.