На площади Монплезир мне бросился в глаза огромный памятник. По углам его виднелись статуи Робера де Люзарша[24], Блассе[25], Деламбра[26] и генерала Фуа[27]. С лицевой стороны пьедестал украшали бюсты и бронзовые медальоны. А над всем сооружением возвышалась скульптура сидящей женщины с подписью: «Великим пикардийцам».
Как? Творение нашего коллеги господина Форсевиля[28] наконец-то с согласия муниципалитета обрело цоколь? В это невозможно было поверить.
Добравшись до бульвара Сен-Мишель, я посмотрел на вокзальные часы. Они отставали всего на сорок пять минут. Вот это прогресс! Словно лавина ворвался я на улицу Нуайон.
Здесь возвышались два здания, которых я не узнал, да и не мог узнать. По одну сторону улицы я заметил особняк Промышленного общества — не слишком новое здание, из трубы которого поднимался столб пара, наверняка приводившего в движение ткацкие станки Эдуара Гана[29]. Наконец-то мечта нашего ученого коллеги реализовалась. На другой стороне находился почтамт — великолепная постройка, представляющая удивительный контраст с сырой лавчонкой, откуда накануне после двадцатиминутного ожидания мне все-таки удалось выудить письмо через одну из этих узких форточек, столь благоприятствующих развитию ревматических болей в шее.
Это был последний удар, нанесенный моей бедной голове. Я искал спасения на улице Сен-Дени. Дворец правосудия — странное дело! — закончили строить, но здание апелляционного суда по-прежнему стояло в лесах. Я добрался до площади Сен-Мишель. Пьер Пустынник[30] все еще высился там, призывая к очередному крестовому походу. Я окинул беглым взглядом кафедральный собор. Звонницу правого крыла подновили, и теперь высоченный шпиль с крестом, некогда накренившийся под порывами западного ветра, выпрямился и напоминал громоотвод. Я устремился на площадь, куда выходила паперть. Теперь это уже не был узкий тупик с безобразными лачугами. Она раздалась в ширину. Красивые дома, что окружали ее, теперь позволяли максимально выгодно представить этот шедевр готического искусства XIII века.
Я ущипнул себя до крови. Крик боли сорвался с моих губ, и это доказывало, что я не сплю. Я отыскал бумажник, проверил свое имя на визитных карточках. Это действительно было мое имя! Стало быть, я — это я, а не какой-нибудь господин, прибывший в самое сердце пикардийской столицы прямо из Гонолулу.
«Полноте! — сказал я себе. — Не надо терять голову. Либо Амьен со вчерашнего дня радикально переменился, что невозможно, либо я оказался совсем не в Амьене. Ну же! А водопровод на площади Перигор? Впрочем, Сомма ведь в двух шагах, пойду-ка… Сомма! Вот если бы мне вдруг сказали, что она впадает в Средиземное или Черное море[31], тогда я не имел бы права удивляться!»
Ровно в этот момент я почувствовал, как чья-то рука опустилась мне на плечо. В первую минуту мне показалось, что меня остановил полицейский. Но нет — прикосновение было вполне дружеским.
Я обернулся.
— Добрый день, дражайший пациент! — послышался ласковый голос одетого во все белое полного человека с круглым, улыбающимся лицом.
Могу поклясться, что я его никогда прежде не видел.
— Определенно. Но с кем, простите, имею честь?.. — спросил я, надеясь закончить разговор.
— Как, вы не узнаете своего доктора?
— Моего доктора зовут Леноэль[32], — ответил я, — и…
— Леноэль! — удивился человек в белом. — Ах, дорогой мой, да в своем ли вы уме?
— Пока еще да, а вот вы, похоже, уже свихнулись, — ответил я. — Так что выбирайте! — Мне казалось, я поступил вежливо, предоставляя ему выбор.
Собеседник внимательно посмотрел на меня, хмыкнул, и лицо его потемнело.
— Не нахожу, что вы очень рады нашей встрече. Ну да ладно. Довольно об этом! Я не меньше вашего заинтересован в том, чтобы ваше самочувствие оставалось хорошим. Прошли времена доктора Леноэля и его ученых собратьев, всеми почитавшихся Александра, Рише, Пёлеве, Фокона… С тех пор мы ушли далеко вперед!
— А! — вырвалось у меня. — Вы ушли вперед! Значит, теперь все ваши больные выздоравливают?
— Больные! Да разве у нас есть больные, с тех пор как во Франции приняты китайские обычаи? Ведь мы теперь — все равно что в Китае.
— В Китае! Это меня не удивляет.
— Наши пациенты платят нам гонорары только в том случае, если они хорошо себя чувствуют. Как только заболевают, касса закрывается. Так что мы заинтересованы в том, чтобы они никогда не болели. А значит, никаких эпидемий больше нет или почти нет. Повсюду видишь людей с отличным здоровьем, и мы ухаживаем за ними столь же тщательно, как фермер за своим наделом. Болезни! Да ведь при новой системе они разорили бы всех докторов, а между тем наша профессия, наоборот, процветает.
24
Люзарш Робер де (ок. 1180–1223 или 1240) — один из ведущих французских архитекторов своего времени. С 1220 г. участвовал в строительстве собора Богоматери в Амьене.
25
Блассе Никола (1600–1659) — амьенский скульптор, работавший над интерьерами собора Богоматери в Амьене.
26
Деламбр Жан-Батист Жозеф (1749–1822) — французский астроном и геодезист, уроженец Амьена; участник многолетних работ по измерению длины земного меридиана, проводившихся между французскими городами Дюнкерк и Родез и закончившихся в 1799 г.; автор монументальной «Истории астрономии».
27
Фуа Максимилиан Себастьян (1775–1825) — французский генерал и политический деятель времен Империи и Реставрации. Придерживался республиканских, а впоследствии либеральных взглядов.
28
Форсевиль Дювет Жедеон Альфонс Казимир (1799–1886) — французский скульптор. Долгое время жил и работал в Амьене. В 1874 г. выполнил памятник выдающимся пикардийцам. Однако между автором и муниципальными властями разгорелся спор из-за места установки монумента. Макет памятника много раз переносили с одного места на другое, что вызывало многочисленные насмешки горожан. Только в 1879 г. памятник установили по соседству с улицей Дютуа. Но и это место оказалось неокончательным: в 1961 г. монумент передвинули на площадь маршала Жоффра, где с самого начала и предполагал установить свое творение Форсевиль.
29
Ган Эдуар — амьенский инженер-текстильщик; интересовался также математическими расчетами геометрии узоров на тканях; член Амьенской академии. В 1861 г. основал Промышленное общество города Амьена. Его именем в Амьене названы улица и технический лицей.
30
Пьер Пустынник, он же Петр Амьенский, он же Кукупетрос (ок. 1050–1115) — талантливый христианский проповедник, уроженец Амьена. Совершив паломничество в Палестину, стал призывать христиан-католиков освободить Святую землю от «неверных». В 1-м Крестовом походе сначала руководил крестьянским ополчением, впоследствии присоединился к армии рыцарей-крестоносцев. После взятия Иерусалима вернулся в родную Пикардию и в 1099 г. основал в Гюи августинский монастырь, настоятелем которого был до самой смерти.
32
Леноэль был не только врачом, но и муниципальным советником. В течение нескольких лет руководил метеорологической комиссией департамента Соммы. В 1886 г., когда Жюля Верна ранил собственный племянник, был в числе врачей, лечивших писателя. В число последних входил также упоминаемый ниже доктор Пёлеве. Обоим медикам Верн в том же году посвятил по стихотворению.