Достав ключ из-под коврика, я захожу внутрь. В квартире тихо, но везде горит свет. Еще рано, и солнце начинает проглядывать сквозь здания в центре Чикаго, но этого недостаточно, чтобы осветить пространство. Очевидно, Инди оставила включенными все лампы до единой прошлой ночью, прежде чем лечь спать, и это просто замечательно. Я не только обзавелся соседкой, но и собираюсь увеличить счет за электричество.
В квартире что-то изменилось. Я не знаю, связано ли это с тем, что в соседней комнате спит девушка, но энергия вокруг изменилась. Когда мои глаза медленно привыкают, я вижу всплески разных цветов, которых раньше не было.
Светло-фиолетовое вязаное одеяло, наброшенное на диван.
Рядом с моей кружкой стоит розовая многоразовая кофейная чашка с соломинкой.
На диване так много чертовых подушек, что не осталось места, чтобы присесть.
На панорамном окне желтые занавески с гребаными помпонами, сдвинутые к краю.
Зелень. Так много зелени между суккулентами на моей книжной полке и гигантским лиственным деревом в углу у окна.
Кстати, о моей книжной полке, она похожа на гребаную радугу. Мои книги переставлены, и, кажется, с тех пор, как я уехал, их количество увеличилось вдвое. Инди взяла мою хорошо продуманную и организованную книжную полку и превратила ее в то, будто единорога стошнило на нее. Все книги отсортированы от красного до фиолетового. По какой, черт возьми, причине «Инвестирование 101» зажато между двумя книгами с мужчинами без рубашек на обложках? Потому что они с оранжевыми корешками?
И какого хрена на моей книжной полке голые чуваки?
Она романтик. Конечно, она чертов романтик. Она шесть лет ждала предложения, которое так и не поступило. Ей нравятся цветы и девчачья одежда. Я должен был догадаться.
Я в бешенстве кружу по своей квартире. Было ошибкой позволить ей переехать. Сорок восемь часов в одиночестве, и она взяла верх. Куда бы я ни посмотрел, везде есть частичка ее. Что-то, к чему она прикоснулась или изменила. Цвет украшает каждый уголок и щель, здесь слишком много чертовой Блу.
Я ненавижу это. Я физически чувствую, как контроль ускользает от меня. Мое обычное уравновешенное самообладание переполнено тревожными мыслями, и мне нужно вернуть себе личное пространство. Мне нужно, чтобы квартира была моей.
— Инди! — кричу я в тишину. Мне плевать, что это самое крутое утро в моей жизни. Мне нужно это исправить. — Индиго, проснись!
— Почему ты не можешь возвращаться домой тихо? Я сплю!
Я стучу в ее дверь.
— Инди, клянусь Богом, если ты не выйдешь, я сам войду в твою комнату.
— Так сделай это! Я сплю голой.
Ох.
Тяжелое дыхание не дает словам вырваться наружу. Я опираюсь руками по обе стороны от дверного косяка, когда этот образ вторгается в мое сознание. Ее, обнаженной. В моей квартире. В кровати, которую я ей купил. Жар странным образом смешивается с разочарованием, разливающимся по телу, и возбуждение такое внезапное и пьянящее, что у меня почти кружится голова от прилива крови к члену. Я не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как я в последний раз видел обнаженную женщину, но мое тело сердито напоминает, что это было чертовски давно, когда мой член слегка встает.
Отгоняя ее образ, я делаю глубокий вдох. Ее, скорее всего, безупречное обнаженное тело — последнее, о чем мне нужно думать.
Она открывает дверь, одетая в пижаму, пугая меня и вырывая из грез наяву.
— Я знала, что это сработает. Голая женщина в твоем доме — это практически твой самый большой страх, — она подныривает под мою руку и направляется на кухню. — Я знаю, что ты не просто так разбудил меня, раз не принес кофе.
— Что, черт возьми, случилось с моей квартирой?
— О чем ты говоришь? — она поворачивается ко мне спиной, когда включает кофеварку.
— Почему все твои вещи разбросаны повсюду?
— Потому что я здесь живу.
— У тебя есть спальня.
— У тебя тоже.
Боже, это все равно что разговаривать с ребенком.
— Оставляй свои вещи в своей комнате.
— Ты хочешь, чтобы я держала свою кофейную чашку в своей спальне? — она поднимает ее, стараясь не рассмеяться.
— Что ж… — я спотыкаюсь. — Ладно, кружку можешь оставить, но все остальное… мне нравится определенная атмосфере в квартире, Инди.
— То есть, скучная. Райан, твой дом был похож на тюремную камеру. Ему нужна была какая-то жизнь.
— У меня в гостиной стоит гребаное дерево!
— На самом деле, это фиговое растение с тонкими листьями, и оно здесь потому, что это окно выходит на восток, и сюда проникает идеальное количество света. Яркое, но не слишком прямое. У меня окно выходит на север. Там оно не будет процветать. Так что, может быть, ты мог бы сделать одолжение ради кислорода, который он обеспечивает, а?
Какого хрена?
— Что? — спрашивает она, ставя свой горячий кофе в холодильник остывать. — Я не какая-нибудь белокурая Барби без мозгов.
— Я этого не говорил.
— Тебе и не нужно было этого делать. Ошарашенное выражение, застывшее на твоем лице, сказало это за тебя. Большинство людей так думают, и, по-видимому, ты тоже.
Выражение моего лица смягчается. Я совсем так не думаю, но она великолепный человек, и я бы солгал, если бы сказал, что это не было первым, что я заметил.
— Я думал, тебе больше нравятся цветы, чем растения, — моя попытка сменить тон разговора далека от гладкости, но почему-то, несмотря на то, что именно она захватила мою квартиру, я единственный, кто чувствует себя плохо.
— Да, но цветы, как правило, требуют более тщательного ухода, и из-за того, что я часто езжу по работе, я не всегда могу за ними ухаживать.
Я чешу затылок.
— Я мог бы… помочь тебе ухаживать за ними.
Что я делаю? Я вытащил ее из постели, чтобы привести свою квартиру в нормальное состояние, а теперь прошу ее устроить еще больший беспорядок, предлагая поливать ее гребаные цветы?
Но мне нужна от нее услуга, и сегодня утром я облажался из-за своего недовольства.
— Ты бы правда сделал это? — она выпрямляется, когда ее осеняет проблеск надежды.
Вот черт. Я точно не могу взять свои слова обратно, когда она так выглядит.
— Конечно, — я пожимаю плечами.
— Спасибо тебе, Райан! У меня уже много лет не было возможности иметь дома свежие цветы. Я так взволнована! В нескольких кварталах отсюда есть очаровательный цветочный киоск. Я собираюсь пойти туда сегодня!
Я понял. Я умею читать между строк. Придурок, с которым она жила раньше, не предложил заботиться о них, пока она ездила по работе, так что у нее их не было.
К черту этого парня. Неверность помещает вас в главный список засранцев. Ты автоматически не подлежишь выходу из него. Вероятно, именно поэтому я делаю все, что никогда бы раньше не сделав, позволяя этой девушке жить в моем доме и делая ее жизнь максимально легкой.
То, через что она проходит, находит отклик во мне, и, если цветы сделают ее счастливой, что ж, тогда, я стану гребанным садовником.
Господи, как ей удалось уговорить меня согласиться на это?
— Тебе придется научить меня, что делать, — напоминаю я ей.
— Конечно, — она быстро кивает от волнения, перепрыгивая через кухонный островок, чтобы подойти ко мне. Она обвивает руки вокруг моей шеи, прижимаясь ко мне в объятиях.
Замерев, я стою, опустив руки по швам, в то время как она сжимает меня крепче, не позволяя мне выбраться. И я не уверен, что хочу этого. Ее объятия удивительно успокаивают, и нервозность, которую я испытывал из-за перемены в квартире, давно прошла. Ко мне давно никто не прикасался, и я знаю, что это платонические чувства и всего лишь объятия, но я забыл, как приятно чувствовать, когда женщина обнимает меня.