— Ты… действительно хочешь… вернуть… всё? — спрашивал парень урывками, как будто что-то ему мешало говорить. Это было его замешательство.
Джон загнал себя в непонимание ещё глубже. Он словно бы перестал чувствовать собственное тело, и ему необходима была точка опоры, ибо на ногах устоять было очень сложно. И Беллами, словно почувствовав это, взял парня за руку. Его рука обдала приятной теплотой кожу Джона, так, что он даже от этого вздрогнул, будто бы очень давно не ощущал на себе человеческое тепло. Для него это почти так и было, ведь он так давно не ощущал тепла Беллами.
— Я действительно хочу. А ты хочешь? — мягко спросил Блейк, сжав его руку покрепче, и смотрел глубоко в глаза, будто пытаясь заглянуть в душу. Джон не удивиться, если у него это получается. Ведь в эмоциональном плане, Мёрфи сейчас как открытая книга.
— Ты серьёзно уверен, что после всего этого мне можно доверять? И после того как я оплошал, ты дашь мне шанс быть с тобой снова?
— Ты не отвечаешь на вопрос. Ты этого хочешь? Да или нет, Джон?
— Да.
— Я не даю тебе шанс. Я даю его нам обоим, — продолжил Беллами. — И прежде всего себе. Я злился на тебя столько времени, и, я надеюсь, ты простишь меня за это. Иногда я веду себя как идиот, и даже не замечаю этого. Я сам виноват, что допустил всё это. Это только моя вина — не твоя. Поэтому Я хочу всё исправить. Я не могу дать тебе шанс, потому что этот шанс должен мне дать ты. Ты же простишь меня, Джон?
Мёрфи округлил глаза в удивлении. Он не мог поверить в то, что он слышит, не мог это проанализировать и понять. Он не мог найти вину Блейка, с какой бы стороны на это ни посмотреть. Он столько времени винил себя, а тут Беллами просит у него прощения — это выносило за пределы его понимания.
— Мне не за что тебя прощать…
— Есть, — с грустной улыбкой перебил его Беллами и ласково прошёлся рукой по его волосам. — Но ты всё всегда берёшь на себя. Слишком много ты берёшь на себя одного. Только в этом и есть твоя ошибка. Я хочу, чтобы ты разделил эту тяжесть со мной. И мне жаль, что я допустил это. Что из-за своей гордыни и обиды, я позволил дорогому мне человеку дойти до саморазрушения. Это совсем неправильно было с моей стороны. То, что ты мне сказал перед расставанием, должно было сподвигнуть меня на помощь тебе, а не на злость. Ведь это была мольба о помощи. И мне стыдно, что я этого тогда не заметил, уделив первичное внимание своим задетым чувствам. И только теперь до меня дошло, что в любви не должно быть места эгоизму.
— Откуда ты знаешь? — более уверенно спросил Джон, вернув свой голос. — Откуда ты про меня знаешь? Про то, что со мной происходит. Мы же не общались всё это время. Только несколько смс после ограбления…
— Ограбления? Так, думаю мне будет что нового о тебе узнать, — подметил Блейк, а после ответил на поставленный вопрос. — Ко мне пришёл Финн.
— И что он рассказал тебе?
— Ничего конкретного. Сказал лишь то, что ты наломал дров и не знаешь, как из этого выбраться; о том, что ты загнал себя в отчаяние и ненависть, и считаешь, что недостоин быть прощённым. А мне это чувство знакомо не понаслышке. Видимо в нашей семье с прощением себя туговато. Но надо же с этим работать, верно?
Беллами снова подарил ему широкую улыбку — улыбку, которую Джон поглощал взглядом, будто бы видит в первый и последний раз. Но за этой улыбчивостью и напускной уверенностью было заметно, что Беллами тоже взволнован. Будто бы он боится, что то-то может пойти не так. Наверное, в его понимании, Джон был непредсказуем: несмотря на его болезненную влюблённость — парня нужно контролировать.Но в то же время, он смотрел так, будто очень соскучился, и не мог не касаться его рукой. Он рассматривал его и впитывал каждую черту любимого лица. Джон отвечал ему тем же, но буря эмоций иногда сбивала.
Беллами снова, как ни в чём не бывало, назвал Джона своей семьёй. В этот момент Джону показалось, что всё это не может быть правдой. Не бывает так резко всё хорошо. Но если это всё-таки сон, то Джон не желает просыпаться.
— В нашей семье? — спросил Джон с примесью удивления в голосе.
— Да. А ты думал, что я просто разбрасываюсь словами? Я говорил тебе, что ты останешься моей семьёй, чтобы не случилось, и ничего это не изменит. Даже расставшись со мной, ты остался мне важен, и я буду рядом, когда нужен тебе. Это неизменно, понимаешь? Потому что между нами есть связь, более крепкая, чем любовь или дружба. Так что внедри эту информацию себе в голову и храни её там, чтобы ненужные мысли тебя больше не посещали.
Джону всё ещё было сложно что-то говорить. Его колотило изнутри, руки дрожали, от чего Беллами сжал их покрепче, а глаза наполнялись слезами, которые сдерживать было всё тяжелее. Но он не хотел выглядеть таким слабым сейчас перед Беллами. А хотел бы выглядеть поувереннее, и так же, как и Блейк, спокойно разговаривать с ним — с человеком, с которым давно хотел поговорить, обнять, и никогда больше не отпускать. А в реальности он будто бы завис, только с болью в перемешку. И Беллами от этого сам был в лёгком замешательстве, но не показывал этого, и пытался добиться хоть немного взаимности от парня.
— Что бы в твоей голове не произошло, я больше не оставлю тебя с этим. Не оставлю тебя с твоими страхами и неуверенностью наедине, что бы ты не говорил и не делал. Больше ты от меня не отделаешься, — Беллами снова коротко улыбнулся для того, чтобы разбавить напряжённую волнительную атмосферу. На самом деле, это срабатывало. Только Джон пока ещё не мог показать другие эмоции, кроме потерянности и боли.
— За время нашей разлуки я окунулся в похожее состояние, как после смерти родителей, — Блейк решил перейти к откровенной части разговора, чтобы двинуться с мёртвой точки, и вывести Джона на полное доверие. Парень прекрасно понимал его состояние сейчас, но хотелось, чтобы тот не зажимался и открылся ему.
— Это было не настолько разрушительно, но не менее паршиво. Я снова потерял близкого человека. Хуже: близкий человек от меня отказался. Я всё время думал, где я накосячил? За что на это раз? Но понял, что я неправильно ставил вопрос всё это время — «ни за что?», а «для чего?». Для того, чтобы обрести тебя вновь. Чтобы я стал новым человеком, избавившимся от мук прошлого и угрызений совести; чтобы я был полностью открыт для позитивного будущего с тобой, и ничего этому не препятствовало; чтобы я сделал себя более достойным этого будущего. И познакомился с тобой заново — познакомил тебя с новым мной. Только новый Я может сделать тебя счастливым и уверенным во мне. Старый недостаточно хорош для этого, слишком много скопил в себе остатков из прошлого, которые мешают жить в настоящем — невозможно же быть уверенным в таком человеке. Я просил от тебя доверия, а сам и не задумывался над тем, как можно полностью доверять человеку, который даже себя простить не может? Смотреть на всё нужно не только со своё колокольни, а если любишь кого-то, то нужно докапываться до истины, и смотреть на мир и его взглядом тоже. Теперь я это понял.
У Джона от этого монолога перехватило дыхание: он был и в восторге, и в изумлении, и всё ещё до конца не отходил от шокового состояния, чувствуя себя словно во сне. Но то, что он слышал, его цепляло до глубины души. Сейчас произошло самое важное в его жизни. Именно то, что для него было важнее всего за последние полгода.
— Ты, значит, простил себя? — спросил Джон.
— Не знаю, как это сработало. Я просто много размышлял о тебе, копался в себе и докопался в итоге до самых глубин. Я часто думал о том, что ты мне сказал в баре перед тем как я ушёл. Ты сказал, что надеешься на то, что я теперь ненавижу тебя больше, чем себя. Это было не так. Но, возможно, это был толчок к размышлению. Я понимал, что всё не может быть просто так. Я знал, как много значу для тебя, и что просто так ты бы не ушёл. Была причина. Не важно, какой бы не была внешняя причина — самая главная и настоящая была во мне. Конечно, пришлось много времени потратить, чтобы разобрать весь мой хаос по полочкам. Вернее, много времени прошло, пока я допёр до того, что надо делать. Есть во мне такой изъян: мозг я включаю не сразу.