— Что с тобой происходило? — начал Джон. — Ко мне приходила Эхо. И она была так разбита, и напугана.
— Зачем к тебе приходила Эхо?
— Она хотела, чтобы я спас тебя. Но вышло всё наоборот.
— Скажи, Эхо как-то замешана в нашем расставании? — неожиданно для Мёрфи, спросил Беллами.
Джон бы не хотел об этом рассказывать, но и лгать он теперь тоже не хотел. Точно не Блейку. Их отношения, достигнутые через боль, вытерпевшие столько, достойны большего.
— Я боюсь, что ты будешь злиться, если я расскажу тебе об этом. Вина всё равно, по большей части, моя.
— Я обещаю, что не буду злиться, — уверенно заявил Беллами.
— Разрыв с тобой было условием, чтобы она не засадила брата Эмори. Я знаю, что я сделал неправильный выбор. Я не должен был поступить так, должен был послушать тебя.
— Ты сделал тоже самое, как тогда, когда сжёг школу. Ты переступил через себя и сделал то, что должен был, несмотря на боль. И это благородно, Джон.
— Но ты бы не сделал такой выбор, верно? Ты бы так со мной не поступил…
— Бывают ситуации, когда нет правильного выхода, а есть варианты, и каждый из них требует определённой жертвы.
— И ты нормально воспринимаешь то, что я принёс в жертву тебя? Звучит ужасно, но выглядит это так.
— Главное понять, что тебе дала твоя жертва. Эмори сейчас счастлива; её брат на свободе; мы с тобой вместе, и мы начали всё заново, ещё больше осознав, как мы важны друг другу. Когда итог таков, то как можно считать жертву напрасной? Прости себя за это, как я простил. Иначе это будет мешать тебе строить будущее. Я знаю о чём говорю.
Джон вымученно улыбнулся. Первая улыбка, которую он произвёл за долгое время. Возможно, ему становиться лучше. Но его сердце всё ещё являлось заложником тяжёлых оков.
— Тебе нужно поспать. Сегодня был трудный день. Да и ночью в самолёте ты почти не спал, — с заботой сказал Блейк.
— Не могу позволить себе уснуть. Вдруг я проснусь, а тебе нет, и окажется, что и не было. Всё что сегодня произошло больше похоже на сон, чем на реальность. Даже ты. Я боюсь, что ты лишь плод моего воображения. Это ощущение такое сильное временами, что мне реально страшно. Может ты меня трахнешь?
— Значит, только мой член может доказать тебе, что я настоящий? — усмехнулся Беллами.
— Мне хочется, чтобы ты был как можно ближе ко мне. Я не знаю, как можно быть ещё ближе.
— Я, конечно, очень соскучился по тебе, но впечатления после похорон твоего отца меня не особо заводят.
— Тебе помочь о них забыть? — игриво спросил Джон и прильнул к его губам.
Джон со всей страстью отдался в поцелуй. Он был для него как разряд тока в сердце для коматозного. Или как глоток воздуха для тонущего. Когда его поцеловал Беллами возле фонаря, шок перебил любые другие чувства, а теперь можно было насладиться вкусом любимых губ сполна. Джон сел на парня сверху, прижимаясь к нему своим телом. Руками он обвил голый торс парня, собирая тепло его тела и эту приятную гладкость кожи. Джон почти и забыл каково это прикасаться к нему. Сейчас это даже не желание, а необходимость. Невыносимая нужда заставляет вцепиться в парня всеми руками и ногами; целовать его губы, шею и плечи; сходить с ума от каждого прикосновения и вообще от возможности к нему прикасаться.
Беллами сразу же ответил взаимностью. Он перехватил парня обеими руками и уложил на кровать, накрывая его тело своим, попутно снимая с него остатки одежды. Его ласки совмещали в себе две несовместимости: нежность и буйную жгучую страсть. Блейк очень скучал. Это чувствовалось. Об этом говорило каждое его прикосновение и то, как он был готов растерзать тело Джона своей нежностью.
Джона совершенно не волновало, что это может быть аморально. Сегодня похоронили его отца, в этом доме спит его мать, которая находиться сейчас в трауре, а Джон в этот момент отлично трахается, и ему хорошо до безумства. Сейчас для него вообще ничего не важно. Важен только Беллами, и то, что он наконец-то рядом. Джон даже не относиться к этому как к сексу, а как к чему-то более возвышенному: как к тому, где любовь и духовная откровенная близость на первом месте, а потом уже страсть и удовольствие. Конечно, от получает невозможное количество физического удовольствия от процесса, но то, что он чувствует внутри не сравниться ни с чем. Он чувствует долгожданное уединение с тем, кого любит до одури. Чувства к Беллами он никогда не мог контролировать и никогда не сможет — но это и не нужно теперь. Джон больше не хочет ничего контролировать, он будет просто верить и слепо идти за своими чувствами, как Беллами его и просил на мосту. Как жаль, что через столько боли пришлось пройти, чтобы наконец прийти к этому осознанию. Но теперь оно ещё более ценно, а его отношения с Беллами стали самым важным в жизни Джона, ничего важнее нет. Беллами был нужен всегда, но теперь он был частью Джона, и даже заполонил большую его часть собой.
В доме царила тишина, которую Джону было не жаль заполнять своими громкими стонами. Он за столько времени впервые был счастлив на сто процентов, он получал истинное удовольствие. Ничего это не омрачало и на малую долю. За всю жизнь у Джона таких моментов было столько, что можно было на пальцах пересчитать. Даже когда появился Блейк, он вместе с любовью принёс много волнений и страха. А теперь Джон не боится. Он принимает в себя Беллами во всех смыслах.
— Ты же помнишь, что спальня твоей матери не особо далеко? — прошептал на ухо Беллами в ответ на громкие стоны парня.
— Похуй, — выдавил из себя Джон, тяжело дыша и вбирая в себя воздух, захватывая вместе с ним запах с шеи Беллами.
И в этом слове описано всё отношение Джона ко всему вокруг. Похуй на всё, что за пределами этой кровати. Его вновь переполняют чувства как в первый раз, как каждый раз с Беллами. Джон так сильно скучал, будто бы их расставание длилось года. Поэтому он так крепко вцепился в тело парня, и прижимал его к себе, обив его бёдра ногами. Он заключил его в такие объятия, с которых не вырваться. Но Блейк и не пытался вырываться, а наоборот, он размашисто влетал в Джона и доводил того до оргазма.
***
После бессонной, но страстной ночи усталость на утро дала о себе знать и просыпаться совершенно не хотелось. Но в полудрёме Джон понял, что что-то не так. Он открыл глаза, и он был один. В одну секунду по телу побежали мурашки. Выглядит всё так, как он себе воображал в страшных догадках: как он просыпается в одиночестве, а Беллами нет.
Беллами — это сон, вымышленный парень, злая усмешка судьбы. И всё это время Джон был один. Просто так сильно не хотел быть один; не хотел один ехать на похороны отца; хотел, чтобы с ним был Он — вот и придумал себе это всё.
Джон поднялся с кровати и почувствовал боль во всём теле. Это слегка успокаивало его — хоть какой-то намёк на то, что Беллами всё-таки был с ним этой ночью. Или же он настолько сошёл с ума, что всё это с собой делал сам.
Он стал судорожно искать вещи своего парня. В этой комнате должно быть хоть что-то из его вещей. Хоть что-нибудь, что докажет, что Блейк здесь. Джон чувствовал, как сходит с ума, или уже сошёл — и это было так страшно. Его начала охватывать внутренняя паника, а она не знала, что такое границы здравомыслия. В таком состоянии нельзя что-то правильно анализировать. И Джон заставил себя успокоиться. Приложил все усилия и взял волю в кулак. Он успокоил себя тем, что даже если Беллами окажется лишь иллюзией, то Джон вернётся к реальному Беллами и сделает всё возможное и невозможное, чтобы вернуть его. Потому, что после того, что он почувствовал вчера, он понял, что это не просто желание — быть с Беллами, а необходимость. Адекватная полноценная жизнь без него невозможна. И это та любовь, за которую стоит бороться, даже с самим собой.
«Если ты чувствуешь к кому-то настоящую любовь, то сделай невозможное, расшибись о стену, переступи через себя сотни раз, но сбереги её.»
Джон оделся и вышел в гостиную. Он замер от увиденного, ещё будучи на лестнице. В доме было много людей: мед работники и полиция. Джон совершенно не мог понять, что происходит, а страх сковал всё его тело, не позволяя двинуться с места. Только когда он увидел Беллами, он смог выдохнуть с небольшим облегчением. По крайней мере, тот был настоящий и с ним всё в порядке. Но всё ещё стоял вопрос о том, что здесь происходит.