Охранник загоготал, решив сегодня от супа отказаться.
Нескончаемый рабочий день наконец подошел к концу. Перед тем как сковать узников на ночь, им дали овсянку и галеты с амбарным долгоносиком. Мужчина, к которому Шона приковывали последний месяц, снова не проявил интереса к еде, так что О'Тул жадно проглотил двойную порцию.
Наконец все улеглись. Охранники сковали их попарно, закрыли люки, оставив заключенных в полной темноте. Шон О'Тул обуздал свое нетерпение. Этой ночи он ждал почти пять лет, может подождать и еще пять часов. Быть узником на самой верхней из нижних палуб куда лучше, потому что здесь есть два люка, перекрытых железными решетками. Очень быстро глаза Шона полностью привыкли к темноте.
Подгоняя время и стараясь унять нетерпение, О'Тул начал считать вдохи и выдохи. Он делал вдох пятнадцать раз в минуту, девятьсот раз в час. Когда Шон досчитал до четырех тысяч, большинство его товарищей по несчастью спали уже в течение трех часов.
Придерживая цепь, чтобы она не звякнула, он повернулся и тихонько потряс мужчину, к чьему запястью его приковывали ручные кандалы. Никакого ответа.
Шон снова потряс соседа и наконец ударил его под ребра. Так как реакции по-прежнему не последовало, Шон вгляделся в лицо мужчины. Тот выглядел иссиня-бледным даже в тусклом свете трюма. Осмотрев его внимательно, Шон с содроганием обнаружил, что прикован к трупу. У него ушла минута, чтобы справиться с потрясением, а потом он попытался освободиться с помощью ножа. Но железо не поддавалось. Ему не хотелось рисковать и ломать лезвие, поэтому он прекратил свои усилия и стал думать, как ему обрести свободу.
Но в голову ничего не приходило, и Шон просто отрезал руку мертвеца у запястья, оставив цепи свободно свисать с его руки. Он поднял отчлененную руку, осторожно отрезал большой палец и взял его с собой.
Пробираясь к ближайшему люку, Шон посылал просыпающимся узникам выразительный взгляд, заставляя их молчать. Пока он справлялся с железными засовами, пленники выразительной мимикой поддерживали его. Хотя сами они не могли освободиться, они понимали, что его побег - это большая победа над их мучителями.
Отверстие оказалось очень маленьким, и Шон на мгновение испугался, что его широкие плечи помешают ему. Но решимость переполняла его, и О'Тул понял - он справится, даже если это будет стоить ему сломанного плеча. Когда узник тихонько пролез в люк и нырнул в черную воду, началось всеобщее ликование.
Глава 11
Эмма Монтегью безучастно сидела перед зеркалом. Сегодня ей исполнился двадцать один год, но это ее не слишком радовало. Жизнь протекала в строгих рамках, монотонно и невыносимо скучно, и девушка не надеялась, что день ее рождения чем-нибудь будет отличаться от остальных дней.
Почти пять лет дочь Монтегью провела под строгим надзором Ирмы Бладжет и очень изменилась. Личность Эммы была угнетена, ее превратили в пассивное, похожее на марионетку существо. Поначалу она протестовала, но телесные наказания, которым ее подвергали и гувернантка, и отец, внушили ей, что, если подчиниться, жизнь станет куда более сносной.
Ее темные волосы и смуглый цвет лица объявили чересчур ирландскими и скрывали их под пудреными париками и светлой пудрой для лица. Одежду для нее выбирали пастельных розовых или голубых тонов, так что она напоминала пастушку из мейсенского фарфора. Эмма знала, что доставляя удовольствие отцу, когда выглядит как истинная английская юная леди - воплощенные молоко и вода.
Девушка старалась никогда не вспоминать о матери, потому что это печалило ее. Как могла женщина бросить детей, боготворивших ее? Мысль, что ее мать никогда ее не любила, была невыносимой, поэтому она перестала о ней думать. Эмме не разрешали посещать публичные мероприятия, потому что отец и миссис Бладжет считали девушек, бывающих в подобных местах, вульгарными и развязными. Ее светская жизнь ограничивалась чаепитиями со столпами общества или редкими ужинами вместе с отцом, когда тот считал это выгодным для своей карьеры.
Ее ненависть к уродливому кирпичному особняку на Портмен-сквер превратилась в равнодушное неприятие. Ненависть - это слишком сильное чувство для хорошо воспитанной леди. Иногда Эмма мечтала о замужестве, которое она считала единственной надеждой на избавление. Но по ночам ей грезилось совсем другое. Она частенько просыпалась с густым румянцем стыда, потому что ей снился Шон Фитцжеральд О'Тул. Он был порочным, и ей становилось стыдно, что она временами мечтает о нем. Какой же маленькой наивной девочкой она была, когда впервые встретилась с ним и сочла его своим ирландским принцем. Эмма сказала себе, что она не такая, как ее мать. Она никогда не станет распутницей, в которой течет развратная ирландская кровь.
Эмма посмотрела в зеркало и с ужасом заметила, что по щеке катится слеза. Девушка тут же нетерпеливо смахнула ее, полная решимости не плакать в день своего рождения. Как она порочна, если распускается и жалеет себя, хотя и живет в особняке, полном бесценного антиквариата, где слуги выполняют всю работу.
Эмма тяжело вздохнула и позвонила горничной. Джейн появилась в сопровождении миссис Бладжет, и Эмме пришлось спрятать свое раздражение. Какое бы платье она ни выбрала для праздничного обеда, оно не понравится гувернантке, и та заставит ее надеть что-нибудь другое. Плечи девушки опустились. Разве это имеет значение? Все ее атласные платья пастельных тонов похожи как две капли воды.
На обеде присутствовали ее дядя Джон, граф Сэндвичский, и его сын Джек. Весь вечер Эмме казалось, что отец, брат, дядя и племянник знают секрет, о котором ей не известно. Позже, когда Джек Реймонд проводил ее в оранжерею, она узнала тайну. Джек просил ее руки.
Эмма так удивилась, что потеряла дар речи. Джек был ближе всех с ее отцом, их взаимное восхищение бросалось в глаза. Ей не хотелось выходить замуж за Джека, потому что она знала: ей никогда не полюбить его. Но был ли у нее выбор? Никто больше не просил ее руки, и никто не собирался этого делать. При мысли, что ей придется провести всю свою жизнь старой девой в этом уродливом мавзолее, у нее леденела кровь.
Если принять предложение Джека, то она хотя бы сможет избавиться от железной пяты своего отца, а Ирма Бладжет отправится портить жизнь еще какой-нибудь несчастной. Конечно, можно раз и навсегда отказать Джеку. Но при мысли, что она бросит вызов отцу, девушка побледнела. Сравнив Джека с отцом, она сочла его наименьшим из двух зол.
Эмма отчаянно хотела, чтобы кто-нибудь любил ее и нуждался в ее любви. И ей показалось, что дети смогут помочь ей в этом. Она станет обожать своих детей и будет самой лучшей матерью на свете. "Ничто на свете не заставит меня бросить моего ребенка", - поклялась она.
Решение, которое ей следовало принять, оказалось очень непростым, и Эмма решила спросить совета у своего единственного союзника, брата Джона. Джеку Реймонду придется поостудить свой пыл в оранжерее, пока Эмма вернется с ответом.
- Джек попросил меня стать его женой, - быстро сказала она, сознавая, что их в любую минуту могут прервать.
- А я давно этого ждал, - ответил Джон.
- Тогда почему же ты не предупредил меня? - спросила она.
- Эм, я думал, ты знаешь. Он много лет вьется вокруг тебя, это не могло быть полной неожиданностью.
- Мне кажется, я знала, но мне не хотелось думать об этом.
Джон отлично понял ее мысль. Много лучше оставить некоторые мысли непотревоженными в глубине сознания. Проблема в том, что иногда вы погружаете шест в мрачные глубины, и все ваши мысли всплывают.
- Ты приняла его предложение?
- Пока нет, он ждет в оранжерее, - смущенно сказала Эмма.
- В этом случае ты сама должна принять решение, Эм.
- Ну что ж, если я приму предложение Джека, то избавлюсь от власти отца, но, с другой стороны, я его не люблю и боюсь, что никогда не полюблю.
- Решай сама, Эм, - повторил брат.
- Неужели? - печально спросила девушка. - Я думала, что все решает отец, а у меня нет смелости противостоять ему.
Джон ужаснулся про себя. Куда делась та смелая девчонка, сбросившая свой парик в море? В детстве сестра всегда была вдвое храбрее его, хотя и на три года моложе. Миллион раз он желал, чтобы ему хватило храбрости противостоять отцу в ту ночь, когда убили Джозефа О'Тула. Он думал, что ему следовало встать рядом с Шоном О'Тулом и опровергнуть ту ложь, что состряпали его родственники.