Шон с тревогой посмотрел на Эмерелд. Ее лицо из бледного стало огненно-красным. Веки отяжелели и не поднимались. Она все время бормотала что-то нечленораздельное, а ее голова металась по подушке. Он приложил ладонь к ее щеке и убедился, что его любимая все еще горит в лихорадке. Хотя Кейт и вымыла ее, температура у Эмерелд не упала. Шон решил повторить процедуру.
Он поставил теплую воду у ее изголовья и взял губку. Обмывая горячее тело, граф разговаривал с Эмерелд:
- Кейт, вероятно, с трудом одела тебя в эту древнюю ночную рубашку, но долой ее, моя красавица. Тебе будет прохладнее, и только я знаю, что ты предпочитаешь спать голой. Вот, так-то лучше. - Он состроил гримасу, увидев испачканные повязки у нее на ноге. Если врач не придет к тому времени, когда он закончит с обтиранием, он сам снимет повязки.
С бесконечным терпением Шон снова и снова обтирал ее лицо и шею, пока ему не показалось, что кожа стала немного прохладнее. Тогда он протер ей плечи и руки. Шон заметил, что, когда он говорит с ней, Эмерелд успокаивается. Проводя губкой по ее грудям, он увидел, что материнство только подчеркнуло их естественную красоту. Большие, упругие и гладкие, как атлас, а соски порозовели и увлажнились.
- Ты редкая красавица, Эмерелд, любовь моя. Настоящая ирландская красотка! Я отвезу тебя домой сразу же, как только ты достаточно окрепнешь для путешествия. Ты отлично поработала, ирландка. Ты как-то сказала, что подаришь мне сына, но ты превзошла самое себя! Ты подарила мне не только парнишку, но и крохотную девочку.
Он нежно омыл ее живот, все еще большой и обвисший после беременности.
- Никаких растяжек я не вижу, спасибо волшебному маслу Тары.
Шон обтер ее здоровую ногу и насухо вытер льняным полотенцем. Теперь, когда он прикасался к ней, ему казалось, что жар немного спал. Шон оглядел грязные повязки и принял решение:
- Я постараюсь не причинить тебе боли, любимая. Я постараюсь больше никогда не причинять тебе боли.
Во время плавания он имел дело со сломанными костями, так что О'Тул не был новичком в этом деле. Он разбинтовал ногу и пристально изучил ее всю. Пальцами он промял бедро. Эмерелд не дрогнула, и Шон решил, что бедренные кости не пострадали и лубки не нужны.
Но ее голень рассказала ему совсем другую историю. Она распухла от колена до лодыжки. Совершенно ясно, что Эмерелд сломала большую берцовую кость, и Шон надеялся и молился, чтобы перелом оказался чистым. Медленно, осторожно он протер и обсушил ногу. Потом разорвал льняную простыню на полосы. Все время проверяя, чтобы не сдавить слишком сильно, крепко забинтовал голень льняными тряпками, пока не зафиксировал кость в безопасном положении, чтобы она не смогла сдвинуться. Когда спадет отек, повязку можно будет сделать туже.
Пэдди Берк впустил врача и провел его в спальню, где лежала больная. Доктор Брукфилд представился, бегло осмотрел ногу и пришел к выводу, что о ней как следует позаботились.
- Кость либо срастется, либо нет. - Врач видел, что граф Килдэрский не примет полуправды. - Если она не будет наступать на ногу в течение шести недель, все будет в порядке.
- У нее жар, доктор. Что я могу сделать, чтобы с этим справиться?
Брукфилд пощупал пульс Эмерелд.
- Родовая горячка - довольно частое явление. Обычно, если за женщинами хорошо ухаживают и содержат в чистоте, у них больше шансов выздороветь. Если же ими не заниматься, то они умирают. Но иногда случается прямо противоположное.
Шону пришлось побороть желание схватить доктора за горло и вытрясти из него все эти банальные глупости. Брукфилд явно не собирался ничего предпринимать, он пришел просто высказать свое мнение. Врач продолжал, говоря Шону то, что тот уже знал:
- Роды оказались трудными, потому что это двойня. У нее было кровотечение. Если она не поправится...
Килдэр прервал его:
- Она поправится, Брукфилд. Скажите мне, что надо делать, чтобы ускорить выздоровление.
- Вы можете попробовать попоить ее, и я оставлю успокоительное. И раз уж я здесь, я могу взглянуть и на новорожденных.
И вдруг Шону не захотелось выслушивать его напыщенное мнение о своих детях.
- С ними все будет в порядке, доктор. Сколько я вам должен?
Врач взглянул на маленький жалкий сверток на широкой кровати.
- В порядке? Мне так не кажется. Килдэр, вы образованный человек. Один из тех, я уверен, кто смотрит фактам в лицо. Когда рождается двойня, один обычно выкарабкивается, а другому это не удается. Смертность среди новорожденных высока, даже среди здоровых, нормальных детей. Вы должны быть готовы к неизбежному. Эта крошка не выживет. Иногда смерть - это благо в другом обличье.
- Убирайтесь, - коротко приказал Шон. Он закрыл глаза. "Господи, смогу ли я пережить эту ночь и обойтись без насилия?" - подумалось ему. - Пэдди! проревел он. Мистер Берк немедленно появился и уложил уснувшего младенца на кровать. - Проводи доктора к выходу, пока он еще цел, - спокойно велел Шон.
Он молился, чтобы слова Брукфилда не проникли в забытье Эмерелд. Со слухом у нее все было в порядке, она реагировала на его голос. Шон присел рядок и стал успокаивать ее уверенным голосом, хотя никакой уверенности он не чувствовал:
- Наши дети здесь, с нами. Они поели и теперь спят. Я пойду и принесу тебе попить, у тебя губы совсем пересохли.
Он начнет с холодной воды. Если Эмерелд это удержит, тогда придет очередь ячменного отвара. О'Тул принес по чашке того и другого, поставил рядом с кроватью и задумался, как ему напоить ее, чтобы она не поперхнулась жидкостью. Убрав подушку у нее из-под головы, он сел, прислонившись к спинке кровати, бережно приподнял ее за плечи и прижал к своей груди.
Голова Эмерелд удобно покоилась на его плече. Шон поднес чашку к ее губам и заставил сделать глоток, приговаривая:
- Вот славно, вот хорошо! Ты так хочешь пить, и никто тебе не дал. Отдохни теперь, переведи дух.
С бесконечным терпением и уговорами ему удалось скормить Эмерелд полчашки ячменного отвара. Когда он почувствовал, что она не может проглотить больше ни капли, Шон отставил чашку и нежно обнял молодую женщину. Она по-прежнему горела в жару, но, казалось, успокоилась в его объятиях.
Шон надеялся, что Эмерелд чувствует его близость, понимает, что он вернулся к ней. Его любимая должна осознавать, что это именно он прижимает ее к своему сердцу. О'Тул осторожно вложил свой изуродованный палец в ее ладонь. Прикоснувшись к его изувеченной руке, она будет знать, что это Шон О'Тул, и никто другой.
Может быть, его тело сможет принять на себя часть ее жара и вдохнуть в нее свою силу. Он готов был на любую жертву и яростно повторял про себя, что, если любовь может исцелить, он окружит, наполнит ее любовью. Шон не знал, явь это или только плод его воображения, но ему показалось, что пальцы Эмерелд сжали его руку.
Долгие часы Шон просидел, обнимая ее. На смену ночи пришел рассвет, а утреннюю зарю сменил яркий свет дня. Его сын проснулся и закричал. Губы Шона дрогнули в улыбке, пока он наблюдал, как маленький бесенок выходил из себя, требуя еды и внимания.
Появилась Кейт и забрала его.
- Наконец-то пришла кормилица. Этот ребенок - ваша живая копия. Да поможет нам всем Господь!
- Может быть, нам следует пригласить кормилицу для каждого из них. - Он не смог подавить свой страх за жизнь Эмерелд. - Как вы думаете, Кейт?
- Сегодня у Эмерелд появится молоко. Она будет ужасно мучиться, если не станет кормить хотя бы одного из них. Возможно, сегодня к вечеру она уже почувствует себя достаточно хорошо.
Слова миссис Кеннеди подбодрили его и заставили действовать. Он должен напоить ее и обтирать водой каждый час. Если в человеческих силах остановить ее горячку, то Шон О'Тул преисполнился решимости сделать это.
Усилия всего дома были сосредоточены только на одном - чтобы мать и дети выжили. Мистер Берк ушел и вернулся с колыбелью. Двух горничных отправили по магазинам за детской одеждой, одеяльцами, пеленками, бутылочками и сосками. Кейт сидела с Эмерелд, пока Шон принимал ванну, переодевался и глотал какую-то еду. Потом он вернулся, чтобы снова обнять ее, поговорить с ней, протереть ее губкой и заставить попить.