Подошел к кровати и вздохнул еще раз. Ему совсем не нравилось то, что Лера в который по счету раз напилась и было у него подозрение, что в данном случае действовала какая-то бессознательная ее часть. Девушка путем надирания в доску, пыталась, не сознавая того, скинуть с себя привязку, освободиться от влияния Германа. Как ни неприятно это было сознавать, но именно такой была истина. Лера не хотела принадлежать ему как мужчине, не хотела быть использованной в его играх. Он понимал это, но не мог отпустить. Цель еще не достигнута, и на постоянной основе вписаться в мир еще не удалось. Он и так уступил, не использовал насилие и зло, то зло, которое планировал против ее родственников. Ненависть, яростная, не контролируемая, дала бы ему прописку в реальности, такую, которую в отличие от привязки сексом, не пришлось бы часто подновлять. Не хватило цинизма и злости на весь мир, чтобы причинить вред безвинным людям. Больше он уступок делать не собирался.
- Здравствуй, Морис, - хмуро поздоровался Фрэнк с бледным другом.
- Привет, - прохрипел тот в ответ. - Воды. И не зови меня этим именем.
Фрэнк приподнялся с места, взял со столика у кровати и подал больному наполненный наполовину стакан, помог напиться. Потом снова уселся на стул, глядя на Мастера Жизни испытующе, внимательно, прищурившись.
- Что случилось, Фрэнк? - первым не выдержал Морис.
- Это я тебя бы хотел спросить, господин Антонов, - Фрэнк все так же внимательно сверлил взглядом собеседника. - Почему тебя преследуют демоны?
- О чем ты, Фрэнк? И что за официальное обращение? - приподнялся на подушке старец.
- Знаешь, я раньше думал, что образ глубокого старика тебе нравится, поэтому ты и не пользуешься омолаживающими заклинаниями. Когда ты стал лишаться своей силы, Морис?
- О чем ты, Фрэнк? - удивление старика было наигранным и он натужно рассмеялся. - О какой потере силы ты говоришь? О каких демонах?
- Только демоны способны создать такую галлюцинацию, которую видят все. Только среди них есть Мастера Иллюзий. Так кому из них ты перебежал дорогу? Только не говори, что этого не было. И кого ты убил, раз сила стала пропадать?
- Ты задаешь странные вопросы, - попытался пожать плечами Морис и натянуто улыбнулся, когда удалось еле шевельнуться, движение отдалось болью в груди. - Я не понимаю тебя, Фрэнк.
- Ты все прекрасно понимаешь, - недобро усмехнулся Фрэнк и поднялся со стула. Заходил по роскошной одноместной палате, средства, как господина Антонова, так и его, позволяли оплатить баснословные счета в одной из лучших частных больниц на побережье. - Тебе лучше рассказать обо все мне, поскольку я уже сделал запрос в пограничную службу. Тот демон, который подстраивает тебе каверзы, вряд ли легально пересек границу и убрать его с Земли не будет сложным делом. Найдут его быстро. А вот что делать с Мастером Жизни, который теряет свое могущество? А если в администрации ада поинтересуются у демона за что он мстит тебе? Или ты перешел дорогу сразу всему аду?
При словах "ад" и "нелегальное пересечение границы" господин Антонов побледнел, хотя казалось, что бледнеть уже некуда. Воспоминания всколыхнулись, завеса пала с глаз. Он, кажется, начал понимать, кто мог пересечь границу и чем это могло грозить.
- Не надо никаких запросов, - с трудом произнес он, боль в груди стала более острой. - Нельзя, чтобы правда всплыла наружу. Нам не нужен скандал. А скандал будет, и страшный.
- Уже поздно, - вздохнул Фрэнк и остановился у изножья кровати, всматриваясь в лицо Мастера Жизни. - Но если ты расскажешь что произошло, я попытаюсь замять скандал. Твое решение?
- Я расскажу. Тебе. Но запрос, нельзя делать запрос. Ты должен сказать, что ничего не было. Мы справимся сами, - больной приподнялся на кровати, пытаясь дотянуться до собеседника, чтобы схватить за фалды пиджака, потрясти, вбить в голову бывшего друга простую истину. - Если ад узнает. Если. Они не дадут нам жить спокойно. Они... Я не за свою шкуру боюсь. Я молчал только потому, что за эту методу из нас вытрясут наши души... Из нас всех. Они найдут способ! Ты слышишь! Найдут!
Старик трясся и кричал, бледное его лицо сначала налилось кровью, а потом посинело.
- Прекращай истерику, Морис! - жестко сказал Фрэнк. - Тебе нельзя сейчас умирать. Сначала ты все расскажешь. Все, что натворил. А потом, потом посмотрим, стоит ли тебе оставлять жизнь и сколь дорого стоит твоя метода. Говори!
Морис, подчиняясь приказанию, попытался взять себя в руки. Он старался медленней дышать, и постепенно синева сходила с его лица. Фрэнк обошел кровать и нагнулся над обессилено откинувшимся на подушку стариком. Тот только этого и ждал, вцепился неожиданно сильными пальцами в пиджак друга и потянул того на себя. Не ожидавший подобного, Мастер Жизни потерял равновесие и чуть не упал сверху на Линтенгейла.
- Морис, что та..., - договорить он уже не успел.
Рука старика засветилась и он резким движением, вопреки всем законам физики, химии и других наук, вонзил ее в грудь собеседника. Белый свет, идущий от конечности Мориса, резал глаза, но Фрэнк этого уже не видел, как и не видел того, как одежда и грудь стали прозрачными и сквозь них можно было рассмотреть, жгущую глаза светом, руку мага, сжимающую бьющееся еще сердце.
- Нельзя, нельзя, сейчас ничего нельзя, - горячечно шептал старик, блестя сумасшедшими глазами. - Он не должен умереть. Нельзя его душу в ад отправлять. Нельзя.
Звучало это так, будто господин Антонов себя уговаривает чего-то не делать. Холодный пот струился по бледному лицу, руки дрожали, даже та, которая держала сердце Фрэнка, зубы отбивали барабанную дробь, губы кривились. Ему тяжело давалась борьба с собой, а так же удерживание бывшего друга в этом состоянии. Но когда Морис, уставший, выжатый как лимон, откинулся обратно на подушку, Фрэнк рухнул на пол бездыханной куклой.
- Помогите, - просипел господин Антонов и нажал на кнопку вызова медсестры. - Помогите.
Медперсонал, как и положено ему в хороших клиниках, явился быстро на зов. И закрутилась суета не только вокруг признанного больного, но и вокруг Фрэнка, который так и не приходил в себя. Скоро его увезли, под капельницей, на каталке в отдельную палату. И никто из врачей и сестер не заметил довольной улыбки на губах более-менее живого пациента.
Кусок четвертый
- Жизнь, а жизнь… а может мне лучше умереть?
День начался с отрицательных эмоций и с отвратительнейших ощущений. Ну зачем я вчера столько выпила? Вечер вспоминался смутно, отрывками. А это говорило о том, что если не помню плясок нагишом при свете луны возле столба, то это не значит, что их действительно не было. Весь перечень подвигов, судя по всему, озвучит мне сегодня папа. От одной мысли об этом заранее муторно, а если прибавить к этому и похмельный синдром, то состояние ухудшается в геометрической прогрессии. Когда кошки на душе начинают водить дружбу с головной болью, тошнотой, сухостью во рту и общим гадостным состоянием, сразу возникает вопрос... А стоит ли жить дальше? Так же смутно помнилось то, что мы вытворяли с Германом в машине. Хорошо, что в этом лесочке не нашлось маньяка, страдающего вуайеризмом. Такое было поле для подглядывания.
С трудом оторвала голову от подушки. Мир сделал кульбит перед глазами, и затошнило в два раза сильнее, чем в тот момент, когда открыла глаза. Уронила голову обратно на подушку. Как же мне плохо! И Германа с рассолом в руках не наблюдается. Куда подевалась эта зараза? Мысль, что очень странно, что его нет, пробилась сквозь помехи в мыслетельном процессе. Обиделся что ли? Но надолго моих попыток осмыслить странности в его поведении не хватило. Слишком худо мне было. Да и с каких это пор то, что он не является с завтраком в постель, в данном случае с банкой рассола, стало странностью? Уже успела привыкнуть к нему, что ли?