– Спасибо тебе, Хьюстон, – поблагодарил я школьного сторожа.
Старик заботливо улыбнулся. У него были седые бакенбарды, один глаз, пара тройка несвежих желтых зубов, большой горб и волосатое, как у сатира, дряблое тело.
– Не за что, мой мальчик, не за что. Был рад помочь.
Он взял за волосы двух уже мертвых девчонок и куда-то поволок.
– Э, Хьюстон, а куда ты их тащишь?
– Да так, хочу показать им кое-что из своего запаса… пока они еще не потеряли свежести. Тебе бы тоже следовало бабу раздобыть, Калеб. Пора бы уже. Пушка-то хоть есть? – он лукаво захихикал. – О! Этого паренька тоже возьму – уж больно хорош.
– Эм… ну ладно. Нам пора. Удачи, Хьюстон.
– Удачи, детки, удачи. Будьте осторожны.
На этом мы простились. И все-таки, куда бы он не вел этих мертвых шлюх, Хьюстон классный чувак...
***
Наступал вечер. На синем небе с фиолетовой дымкой уже проступала едва различимая бледная полоска луны. Ветер усилился, играя грустную мелодию на сухих листьях. На улице заметно похолодало. Вскоре сгустились сумерки и мы уже двигались в темноте.
– Калеб, я хочу есть, – слабо подала голос Бетти.
– Я тоже. Мы идем домой. Дома есть, что поесть. В холодильнике еще осталось молоко с хлопьями. Ты же любишь молоко с хлопьями?
– Да.
– Я тоже.
– А почему с нами не пошел Стивен?
– Ну, у него есть свой холодильник... – я, усмехнувшись, добавил: – Правда после сегодняшнего сеанса у стоматолога он вряд ли им воспользуется.
– Спасибо, Калеб, – сказала девочка.
Я промолчал.
Впереди показался наш двухэтажный ненавистный дом. Оставалось перейти улицу. И хоть на кухне нас ждало пара не вполне несвежих трупов, где-то глубоко в груди теплилась мысль о том, что все будет нормально.
Бетти побежала вперед. Она остановилась посреди дороги и повернулась ко мне, ожидая, когда я присоединюсь к ней. Почему-то в этот момент я бросил взгляд в сторону окна, откуда еще утром на нас пялился жирный боров. Его там не было. Я услышал рычащий звук мотора, который становился громче, оглушительнее... из темноты, словно из неведомого портала, выскочила машина, которая на всех порах мчалась на Бетти...
От нее ничего не осталось. Только что она стояла на дороге и улыбалась мне. И тут – превратилась в бесформенное месиво тело, которое несколько метров пробороздило собою асфальт. Машина скрылась во тьме.
– Ебать, твою мать! – вырвалось у меня глухим надтреснутым голосом. – Бетти... ты жива? Элизабет? Бетти? Бетти?
Я не шевелился. Меня словно окатили ледяной водой. Почему по лицу потекли слезы? Что это значит? Как будто мне причинили боль, о которой я даже и не подозревал. И почему они это сделали? Разве для ненависти нужна причина? Губы затряслись. Мы хотели поесть молока с хлопьями...
Включился яркий свет, словно на меня направили прожектора. Из-за домов и деревьев выступили странные люди: в противогазах и бронежилетах, как из корпуса военной полиции, в каких-то костюмах. Слезы жгли кожу, я почти не различал этих людей.
– Что происходит? Кто вы?
– Ликвидировать его, – донесся до слуха нежный баритон.
А потом что-то с невероятной скоростью влетело мне в голову, как будто пробило мне мозг.
– Ч-ч-что... к-к-к-кто... чееееррррт... Бетти...
***
– Приберите здесь все, – приказал главный. – И будьте осторожны, объект не уничтожил себя полностью. Некоторые выжившие могут быть чрезвычайно опасны и скрываться где-нибудь в домах...
Отряд из вооруженных громил рассредоточился по местности.
Два уборщика угрюмо катили по тихой и пустынной улице тележку, наполненную горой трупов.
– Напыщенный говнюк, – выругался один из них. – Терпеть его не могу.
– Почему мы делаем это? – вдруг спросил второй.
– Ты о чем, Винкловский?
– Каждый раз одно и тоже. Зачем мы создаем этот картонный городок, моделируем эту злую реальность и погружаем в нее одного из детей? Что мы пытаемся таким образом выяснить? Или в наших экспериментах уже нет никакого здравого смысла? Мы уже сами деградировали и получаем от наблюдения удовольствие.
– Ты слишком много думаешь. Наше дело выполнять работу, чистить павильоны, когда придет время, а ученые уж пусть решают сами: нужно это или нет.
– Угу, хороший ответ, Патрик.