Никто не знал впоследствии, она ли придумала этот мир или же он был всегда. Никто не мог сказать, был ли мир до нее и доказывает ли это что–нибудь. Как сказал бы автор «Бесконечной истории», и то, и другое одновременно.
Так или иначе, она попала в такой мир. Поскольку она не хотела ничего конкретно, она стала хранительницей этого мира. Никто не знает, как развивался бы этот мир без нее. Может статься, весь он находился в ее голове, но она могла и путешествовать по нему, встречать других его обитателей, общаться, помогать им. Никто кроме нее не умел закручивать пространство так, чтобы люди не встречались помимо воли, но она не смогла бы объяснить, как она это делает и делает ли вообще.
Андрей
Он очнулся. Он шел по улице… нет, скорее по дороге. В ушах играла музыка. Он не знал, как она называется и кто автор, но ему не надоедало, и это было важнее. Кто–то что–то пел на незнакомом, но почему–то понятном языке. Что–то о предназначении воина… или мудреца… или героя… Что–то красивое, завораживающее.
Самое странное, что в ушах Андрея не было наушников и на нем не было ни единого электронного устройства.
— Блин, мобильник не взял. Мама беспокоиться будет, — расстроился он, не заметив пока остальных странностей.
— Не будет. Если я правильно понимаю, тебя в том мире уже нет и не было.
Андрей обернулся на голос. К нему подходила девочка примерно его лет. Она и говорила.
— В том мире? — переспросил он. Потом сообразил, что сегодня вообще не выходил из дома, что на его ушах нет наушников, что местность совсем ему незнакома… — Я что, умер?
— Ты исчез, скажем так. И ты здесь.
— Это что, другой мир? — Он посмотрел на нее, как на ненормальную. Потом понял, что других объяснений быть просто не может. И обрадовался. Ведь это отличная возможность отдохнуть от той жизни. Перестать зависеть от людей и условностей. Найти себя. — Но как?
— Тут все просто, — улыбнулась девочка. — Если ты знаешь, что тебя не устраивает в своем мире, и если ты действительно готов переселиться, ты попадаешь сюда. И здесь сбываются желания.
— А ты кто? — спросил Андрей. Потом вспомнил о правилах вежливости: — Я Андрей. Я из… как это называется? Во, техногенного мира. И мне надоело, что с окружающими нельзя толком поговорить.
— Понимаю. — Эта девочка слишком часто улыбалась. — Я Мечтательница. Я из посттехногенного мира и… боюсь, что этот мир придумала я.
— Посттехногенный? Такого в нашей фантастике нет! — удивился Андрей, пропустив мимо ушей дальнейшее. — Расскажи!
— Ну, когда все проблемы уже решены и можно жить, как хочется. Вроде бы, машины до сих пор обеспечивают нас всем необходимым, но мы о них нечасто вспоминаем.
— Круто, вы продвинутые! — восхитился Андрей. — Мы почти все делаем с помощью машин. Передвигаемся, готовим, стираем, лечимся, общаемся. Кое–какими из машин мы даже хвастаемся друг перед другом.
— Каменный век! — рассмеялась девочка. — Хотя зря ты нами восхищаешься. У нас половина населения не просто лентяи, с ними даже говорить не о чем.
— Во–во, у нас то же самое.
Они пошли дальше и дальше, потому что Андрей не чувствовал потребности остановиться, а Мечтательница позволила своей сущности помочь одному человеку, а другим помогал ее мозг.
— А ты красивая, — сказал в какой–то момент Андрей. В то жизни он бы не набрался смелости на это.
— Этот мир сильно меня искажает. — Она опять улыбнулась!
— Хочешь сказать, у тебя могут быть и щупальца? — засмеялся Андрей.
— Сказать по правде, у меня их полдюжины, — сказала она, обнимая его ими.
Мечтательница
Странный он, этот Андрей. И желания у него странные. То ему хочется любви, то он, наоборот, просит оставить его одного. Можно подумать, наедине он счастлив или хотя бы кого–то другого себе нашел. Нет — он сидит в уголке какого–нибудь убогого здания, слушает какую–нибудь грустную музыку — и грустит. Сидит часами, обхватив руками колени и уткнувшись в них головой. И думает о какой–то белиберде, типа какой он несчастный.
Сначала Мечтательница думала, что не справляется с обязанностями, что мир вышел из–под контроля. Часами копалась в своих мозгах в поисках ошибки, говорила с Андреем. Он не знал, что ей ответить. Она не знала, как его утешить, если на него «накатывало».
Однажды она поняла — он просто хочет этого. Хочет грустить, чувствовать себя несчастным. Как она поняла (ведь хранительнице часто приходится читать мысли людей), в той жизни он был таким же. Ему хотелось двух вещей — музыки и умных собеседников. Он думал, что хочет этого. Думал, что несчастен там. Но здесь он был таким же. Он мог круглые сутки гулять с основательницей или, на худой конец, сидеть вот так вот, но тоже с ней — он выбрал одиночество. Всегда пожалуйста, хоть и жалко его. И себя немножко. Самую капельку.