Мы заворачиваем за угол, взбираясь на небольшой склон, окруженный модными домами середины прошлого столетия и причудливыми маленькими ранчо. Вдалеке появляется квартал частных домов: дома викторианского стиля, европейского романтизма и эпохи королевы Анны. Уверен, в былые времена эти дома принадлежали местным врачам и юристам. Я только надеюсь, что нынешние хозяева смогли сохранить их былое великолепие.
— Где ты вырос? Ты сказал моим родителям, что родился в Манхеттене, а рос ты там же? — спрашивает она.
Я останавливаюсь.
— С детского сада до пятого класса я посещал школу-интернат в Коннектикуте. В старших классах родители отправили меня в подготовительную школу, которая была очередным интернатом, а затем в колледж. Не уверен, что меня воспитывал кто-то, кроме учителей и школьной администрации.
— О. Мне жаль, — говорит Мари, и мы замолкаем, думая каждый о своем. — Паршиво, что у тебя не было обычного детства.
— Да, — говорю я с горечью в голосе. — И правда… паршиво.
— Должно быть, это ужасно, — шепчет она нежно, — будучи ребенком быть отосланным и не понимать почему.
— Родители всегда говорили, что это для моего же блага. Ради моего будущего. Ради меня. — Я качаю головой. — Но на самом деле всё делалось только ради них. Им хотелось плавать на яхте на Мальдивах и кататься на лыжах во французских Альпах. Ребенок сделал бы их жизнь… затруднительной. Легче было отправить меня куда-нибудь, где есть круглосуточный надзор, трехразовое питание и высококлассное образование.
— Это они тебе так сказали?
— Мы всегда проводили лето в Монтоке. Только там наша семья воссоединялась.
— И это всё? Несколько месяцев в году, а затем они тебя снова выпроваживали?
— Ага.
— Это ужасно, — говорит она, вздыхая. — Прости. Я не хотела осуждать твоих родителей.
— Не волнуйся. Я осуждаю их всю свою жизнь, — фыркаю я. — Они такие, какие есть. Ничто не изменит их. Время не повернуть вспять.
— Поэтому ты взваливаешь на себя столько работы? — спрашивает она.
Я смотрю вперед. Мы приближаемся к улице с античными домами. Кроме них я больше не могу ни о чем думать. Не хочу больше обсуждать свое детство. Не хочу ни говорить, ни думать о том, ощущаю ли я себя брошенным из-за того, что никогда не чувствовал себя желанным ребенком.
Это уже не важно. Правда.
— Видишь этот белый дом? — показываю я на сервер. — У него треугольный фронтон, пристроенный к крутой крыше с мансардами. Это эпоха королевы Анны.
— О, — восклицает она. — Мы всегда называли его домом Поули. В нем обитают призраки. Ну, по крайней мере, так все говорят. В двадцатых годах в нем умерло несколько детей. Они утонули в бассейне, когда няня должна была присматривать за ними. Так грустно.
— Как трагично.
— А этот каменный дом? Всегда считала, что он похож на замок, — признается она. — Когда я была маленькой девочкой, каталась на велосипеде по этой улице и представляла себя принцессой, живущей в этом доме.
— Это европейский романтизм, — говорю я. — Это можно определить по асимметричной композиции и по деревянно-кирпичному акценту. Также для этого стиля характерен светлый камень. Иногда можно увидеть лепнину.
Теплые капли дождя начинают накрапывать на тротуар. Где-то вдалеке раздается раскат грома. Весна — словно темпераментная женщина: в одну минуту она тебя любит, а в другую прогоняет.
Не говоря ни слова, мы разворачиваемся обратно, покидая живописную улицу, и, к тому времени, как проходим полдороги до дома, дождь усиливается и начинает лить, как из ведра. Шелестящие листья старых дубов над нами совсем не спасают нас, и, когда мы достигаем передней двери дома, оба промокаем до нитки.
Мы стоим в фойе, и наши взгляды встречаются. Мари смеется, ее волосы липнут на щеки и шею, а дождевая вода стекает с наших босых ног. Моя обувь осталась во дворе, но сейчас она меня совсем не волнует.
Я не могу престать смотреть на Мари, такую мокрую и уязвимую.
Может, наши отношения и фальшивые, но эта женщина самая что ни на есть настоящая.
Мой взгляд опускается на ее губы, а ладони покалывает от желания дотянуться до ее подбородка и приподнять его. Просто так.
— Пойду, переоденусь, — говорит она, словно догадавшись о моих намерениях.
Взбежав по лестнице, она исчезает, повернув за угол.
Глава 13
Мари
— Мари? — Хадсон прокрадывается в мою темную комнату. Я слышу, как он снимает свою сырую одежду и надевает что-то сухое, а затем чувствую, как прогибается матрас, когда он садится рядом со мной.