Нажав отбой, издаю возмущённый рык, призванный выразить всё моё негодование, и валюсь на диван.
Эрик отрывается от коктейля.
— Иногда я думаю, что сиротой быть замечательно.
— Иногда и я так думаю.
За один приём высасываю оставшийся «Секс» и дополнительно закидываю в рот подтаявшую ледышку. Когда я в бешенстве, то реально закипаю, нужно охладиться.
Тем временем из туалета возвращается та девичья компания, проходят мимо нас. Их столик на другом конце зала, но посетителей мало, тихо, так что щебетание и сюда доносится.
— Эти точно в тебе заинтересованы, — понизив голос, Эрик бросает взгляд в сторону девушек.
Я тоже кошусь в том направлении. И в самом деле, смотрят на нас. Вот только у меня уже настроения нет.
— Слишком просто. Неинтересно, — я подвигаю к себе низкий стакан с «Дженнетом» и очень сосредоточенно пью.
Хотя, если честно, всё дело в дурацких блёстках. Зеркала нет, просить Эрика убрать их с меня как-то неловко: будем сидеть как два придурка, один другому морду салфетками вытирает, люди не поймут. А весь такой из себя брутальный кадет в милитари — и с блестяшками на физиономии… Нет, это не тот образ, к которому я стремлюсь.
Поэтому мы сидим и пьём. «Дженнет» тоже вкусный, хотя кажется крепче «Секса». Я рассеянно прислушиваюсь к женским голосам, но тема их разговора мне совершенно не известна. Вроде бы новый фильм их любимого актёра. Вот, тем более, они заняты, и нет повода подкатывать. Так что вместо этого решаю организовать беседу за нашим столиком.
— Ты, вообще, местный?
— Из Палотона. Здесь недалеко.
— Ясно. А я из Данбурга. — Эрик качает головой, так что я поясняю: — На юге. За пустыней. Кстати, что у тебя за фамилия? Ни разу не выглядишь как «Сантьяго».
— О, он уже и фамилию мою знает!.. Адрес, любимый чай… Надеюсь, дома не стырил мои грязные носки?
Кошусь под стол, на его ботинки. Размер похож на мой.
— Не догадался. Теперь буду надеяться, что пригласишь ещё раз, а то носки мне всегда нужны, рвутся часто. Так что?
— Это в приюте придумали. Контора религиозная, так что фамилии сплошь про святых. Но хоть с именем повезло, выбирают из десятка самых распространённых.
Приют? До меня плавно доходит, что насчёт сироты он не шутил.
— Эм… То есть ты… Совсем не знаешь, кто твои родители?
— Нет.
— А найти их не хочешь?
— Зачем? Ну накосячили они двадцать лет назад. Зачем напоминать об этом.
И он так спокойно об этом говорит? Мне не понять. Я всегда был в семье, даже не могу вообразить себя без них. В том числе без Берт с её розовыми кремами и поняшками. На фоне мысли о том, что её могло бы не быть, сразу и блёстки перестали бесить. Так-то если подумать, это была забота — купить крем специально для меня. Даже мило. Внутри вдруг просыпается желание позвонить домой ещё раз и поблагодарить.
Наверное, эти мысли отображаются на лице, когда я бормочу:
— Жаль.
— Ой, давай без этого. Я живу нормально и в твоей жалости не нуждаюсь.
Вот, ещё одна странность в личности Эрика. Со стороны он всегда казался мне вежливым и… как сказать, мягким? Очень мягким и уступчивым. Ну, у него внешность такая. Почерк этот культурный. Казалось, что, если к нему вломятся охотники на вампиров с кольями, он будет лишь испуганно дрожать и, может, даже плакать. Но сейчас мне уже так не кажется. При ближайшем общении в нём чувствуется внутренний стержень, а то и вовсе внезапная жёсткость, он словно самодельный нож с грубо отёсанной, сугубо функциональной рукояткой и лезвием, заточенным до предела не ради красоты, а по необходимости. Это вызывает уважение. И добавляет ему ещё больше необычности.
— Кстати! Я ведь не говорил тебе своё имя?
Эрик отпивает глоток «Секса» — он так медленно пьёт, только до половины стакана дошёл — и качает головой.
— Но мне вообще-то пофиг. Это не самое важное в человеке. Тем более, что сейчас мы разойдёмся, ты прекратишь сталкинг, я перестану чувствовать себя азиатским певцом, конец истории.
— Интересно, у тебя друзья вообще есть, с таким-то подходом?
— А ты хочешь быть моим другом?
Лицо такое безэмоциональное, что не понять, какой ответ он бы предпочёл. Решаю всё же рискнуть.
— По крайней мере, ты нормальнее многих наших. Кстати, меня Син зовут.
— Впервые слышу такое имя.
— Синхард. Древнегерманское. Родители у меня умные, любят такое всякое.
— Германское? Это как… — Эрик рявкает басом: — «Дэр Синхард!», — и со всей дури грохает кулаком по столу.
На подпрыгнувшей столешнице бокалы жалобно звякают, моя «Маргарита» расплёскивает несколько капель, и я пододвигаю её к себе в целях безопасности.