– Я сваливаю отсюда. Ты мой чёртов гроб, Оук Хантер. Это не мой сценарий, – шиплю я. Поворачиваюсь к двери и ударяю по ней ногой. Я толкаю её, луплю по ней. Ору во всё горло, зовя на помощь.
Думаю, что мои руки и ноги уже все в синяках. Устало и обиженно поворачиваюсь к Оуку. Я потерпела самое громкое поражение.
– Ладно, умру хотя бы пьяной. Делай свою чёртову «Маргариту», – бубню я, хлюпая носом.
Он смеётся надо мной и это меня злит ещё сильнее. Запертая здесь вместе с Оуком, я просто сойду с ума. Я свихнусь, если мы начнём разговаривать и что-то вспоминать, или ругаться, или он начнёт обвинять меня в чём-то.
– Хрен тебе, а не «Маргарита», Баунти, – хмыкает он.
– Я бы не прочь забраться на хрен своего жениха, но здесь только ты, и ты не мой жених. Ты засранец, вот ты кто, Оук. Лучше бы я сдыхала в одиночестве, а не на твоих глазах. Это унизительно. Это всё твой сценарий. Да-да, ты обожаешь гадкие и ничтожные сценарии писать для меня. Козёл. Так, мне надо как-то успокоиться, потому что я готова тебя убить. Если не хочешь, чтобы я снесла к чёрту это место, то ты сделаешь мне «Маргариту», – шипя, подхожу к нему.
– Вперёд, я только буду счастлив посмотреть на твоё очередное неуклюжее падение. И пальцем не пошевелю, чтобы ты успокоилась. Ты меня забавляешь, а от смеха я согреваюсь, – он отходит в сторону, пропуская меня к барной стойке. Не знаю, можно ли всем этим пользоваться, но я клянусь, что подам в суд на это заведение, если эта ночь закончится плохо.
– Пошёл ты, – бросаю я Оуку. Он прыскает от смеха, складывая руки на груди и наблюдая за мной.
Гордо направляюсь к барной стойке и достаю алкоголь. Он пристально смотрит на меня.
– Ты меня бесишь, – шиплю я.
– Взаимно.
– Ты засранец, каких поискать надо.
– Кто бы говорил.
– Тебе следовало свалить отсюда и не искать меня. У тебя никогда не было совести.
– Знаешь, ты права. Вместо того, чтобы кувыркаться в постели со своей девушкой, я терплю истеричку вроде тебя.
– Со свиньёй. Ту, которая орёт и имитирует оргазмы, по определению нельзя называть девушкой.
– А того, кто не может довести до оргазма, по определению нельзя называть мужчиной.
Рыча, смотрю на него и стискиваю яростно зубы.
– К твоему сведению, Рас идеален. Он всё умеет, и я счастлива с ним.
– Лгунья. Ты паршивая лгунья, Баунти. Я всегда мог понять, когда ты врёшь. И сейчас ты врёшь.
– Я не вру!
– Ты врёшь! Ни одна женщина не будет вопить, как ты, если удовлетворена. И уж точно её не будет возбуждать другой мужчина, если она удовлетворена.
– С чего ты взял, что я возбуждена? Ты меня не возбуждаешь. Ты никогда меня не возбуждал.
– Паршивая лгунья, – смеётся Оук и приближается к барной стойке. – Если я сейчас проверю, то ты точно будешь мокрой.
– Только рискни и я тебя убью, – выставляю угрожающе нож для льда.
– Думаешь, меня это остановит?
– Думаю, что ты будешь мёртв.
Мы смотрим друг на друга с минуту, а потом Оук облокачивается на стойку, собираясь запрыгнуть. С визгом несусь в другую сторону. В этот момент снова раздаётся жуткий звук и кафе трясёт. Я не успеваю найти равновесие и падаю на стул, переворачивая его. Боль пронзает всё моё тело, и я скулю.
– Баунти! Чёрт, Баунти! – Кричит Оук. У меня перед глазами прыгают чёрные точки. Он поднимает меня и сажает, убирая с лица волосы.
– Баунти, ты как? Сильно испугалась? У тебя где-то болит? – Он шепчет, гладя меня по лицу.
– Оук, – жалобно выдыхаю я.
– Я здесь, Баунти. Я здесь. Всё будет хорошо, – он прижимает меня к своей груди и качает в своих руках.
***
День рождения Оука – это самое паршивое, что со мной случалось. Мало того, он продолжает издеваться надо мной и делать странные намёки, от которых вроде бы забытое возбуждение вернулось и издевается надо мной. Так ещё теперь он устроил шумную вечеринку в моей квартире, где полно полуголых девиц. Оук не теряет времени даром, он лапает каждую. Каждую. А я стою в стороне, надираясь чертовой «Маргаритой». Наши отношения стали ещё хуже, чем были раньше. Мы орём друг на друга. Мы ругаемся, и он ведёт себя, как мой папочка. Я не могу задержаться с подругами в кафе, потому что он приходит туда и тащит меня домой. Я не могу сходить в клуб, потому что Оук запирает меня в моей комнате и не выпускает. Придурок. Это меня безумно злит. Конечно, я помню, что он обещал Расу, но тому вроде как нет до меня дела. Он звонит раз в две недели, а в последний раз, вчера, в его комнате, вообще, была девушка. Они якобы занимались. Нет, на удивление, я не ревную, меня просто бесит, что мы расстались, и я не могу никуда ходить. Мне всё запрещено, даже одеваться модно, потому что по мнению Оука моя одежда чересчур вульгарна. Он её выбросил, пока я была на занятиях и купил какое-то тряпье для старух. В отместку я изрезала его две любимые футболки. Мы снова ругались, и я хотела его побить. У меня руки так чесались, а он просто затащил меня в мою комнату и запер в ней. А сейчас тем более хочется его побить. Я не понимаю, почему Оук стал психом. Он был нормальным, но теперь он словно сходит с ума и даже не хочет объяснить, в чем его проблема. Моя же это он. Ненавижу его. Кобель.