— Послушайте, а почему бы вам снова не пойти к коммунистам, использовать ваши старые связи, получить пропуск в международное сообщество левых сил? Вам ведь всегда хотелось бросить камень в этот пруд.
— Звучит заманчиво, — говорит Пим, и перед его мысленным взором возникает картина, как он до конца жизни продает «Марксизм тудей».
Более амбициозный план — посадить его в парламент, где он приглядывал бы за попутчиками-парламентариями.
— Отдаете ли вы предпочтение какой-то партии или же вы неразборчивы? — спрашивает представитель отдела кадров, по-прежнему в твиде после уик-энда, проведенного в Уилтшире.
— Если вам безразлично, то я предпочел бы, чтоб это были не либералы, — говорит Пим.
Но в политике ничто не длится долго, и неделю спустя Пима направляют в один из частных банков, чьи директора целый день шныряют по кабинетам штаб-квартиры Фирмы, стеная по поводу русского золота и необходимости защищать наши торговые пути от большевиков. В дирекции финансовые боссы наперебой угощают Пима обедами, считая, что он может открыть для них нужную дверь.
— Знал я одного Пима, — говорит один из них за второй или третьей рюмкой коньяку. — Роскошную имел контору где-то на Маунт-стрит. Лучшего знатока своего дела я не встречал.
— А чем он занимался, сэр? — вежливо осведомился Пим.
— Жульничеством, — говорит хозяин с хриплым смешком. — Не родственник?
— Очевидно, это мой продувной троюродный дядюшка, — говорит Пим, тоже рассмеявшись, и спешит укрыться под крылышком Фирмы.
И танцы продолжаются — сколь серьезно обстоит дело, я так и не узнаю, ибо Пим еще не приобщен к обсуждениям за сценой, хотя ему и дозволено заглядывать в некоторые ящики и запертые стальные шкафы. Потом в отношении к нему вдруг происходит перемена.
— Послушайте, — говорят ему в отделе кадров, пытаясь скрыть раздражение. — Какого черта вы не напомнили нам, что говорите по-чешски?
Меньше чем через месяц Пим уже работает в электротехнической компании в Глостере в качестве консультанта по управлению — опыт не требуется. Директор-распорядитель, к своему вечному сожалению, учился вместе с руководителем Фирмы, ныне сидящим на троне, и совершил ошибку, взяв несколько дорогостоящих правительственных контрактов, когда они были ему очень нужны. Пима сажают в Отдел экспорта и поручают открыть восточноевропейский рынок. Первое его поручение оказывается последним.
— А, собственно, почему бы вам не проехаться по Чехословакии и не прощупать рынок? — нерешительно говорит Пиму его фактический хозяин. И тихо добавляет: — И пожалуйста, помните: чем бы вы ни занимались еще, к нам это не имеет никакого отношения, понятно?
— Быстро туда и обратно, — весело говорит Пиму куратор на конспиративной квартире в Кэмберуэлле, где натаскивают еще неоперившихся агентов до того, как они сточат свои молочные зубы. И он вручает Пиму портативную пишущую машинку со скрытыми пустотами в корпусе.
— Я знаю, это звучит глупо, — говорит Пим, — но я, собственно, не умею печатать.
— Все немного умеют печатать, — говорит Пиму куратор. — Попрактикуйтесь во время уик-энда.
Пим летит в Вену. Воспоминания, воспоминания. Пим нанимает машину. Пим пересекает границу без малейших трудностей, предполагая увидеть на той стороне ожидающего его Акселя.
Пейзаж совсем австрийский, красивый. Множество сараев возле множества озер. В Пльзене Пим делает обход унылой фабрики в сопровождении людей с квадратными лицами. Вечер он провел в безопасном укрытии своего отеля под присмотром двух полицейских в штатском, которые сидели за одной-единственной чашечкой кофе, пока он не отбыл ко сну. Дальше он поехал на север. По дороге в Усти он увидел военные грузовики и запомнил обозначения частей, к которым они приписаны. К востоку от Усти находился завод, где, по предположениям Фирмы, производят контейнеры для изотопов. Пиму неясно было, что такое изотоп и в чем он должен храниться, но он зарисовал основные здания завода и спрятал рисунок в пишущую машинку. На другой день он продолжил путь в Прагу и в условленный час уже сидел в знаменитой церкви, одно из окон которой смотрит на старый дом, где жил Кафка. Туристы и священники с сосредоточенными лицами бродили вокруг.