— Так точно, товарищ полковник. Понял. Я понятливый. Если коротко, то… Папа по национальности аварец. Это самый многочисленный народ Дагестана. Он — военный летчик, дослужился до подполковника. Мама моя из Подмосковья, простая деревенская жительница. Из ее родни знаю только одного дядю. Алкоголик, совсем пропащий, как и на что в деревне живет, понятия не имею. В деревне три жилых дома осталось, один — его. Пенсия — минималка, а на что пить — находит. Я год назад заезжал к нему. Больше двух дней не вытянул, хотя планировал на неделю. Других не знаю, хотя, наверное, тоже кто-то есть. С родственниками мамы мы как-то не общались. Мама рано умерла. Я еще в школу не ходил. Родные мачехи вас, полагаю, не очень интересуют, но я, став взрослым, с ними и не встречался. Сама мачеха умерла в прошлом году, когда я в госпитале лежал, поэтому на похороны поехать не смог. Я был весь в гипсе, и носили меня только на носилках. Родственники по отцовской линии большей частью живут в Дагестане. В Москве я слышал про одного, но ни разу с ним не встречался. Извините, я понимаю, товарищ полковник, что вас интересует. Да, мой двоюродный брат Абдулмалик Валидов, насколько я знаю, амир большого и сильного джамаата. Кличка амира — Валидол. Думаю, так его все за глаза зовут. Брат считается среди других бандитов весьма авторитетным и влиятельным человеком. Он таким и раньше был, еще до того, как в горы ушел. Я однажды спрашивал одного пленного бандита. Он моего брата знал только понаслышке, но отзывался о нем с уважением. По официальным данным, на счету его банды несколько террористических актов. Хотя, по моим данным, против простого населения Абдулмалик не воюет и террористические акты совершал только против ментов. И еще против представителей власти, против разных чиновников из местной администрации. Там, в Дагестане, обстановка сложная. Люди властью недовольны, особенно той ее частью, что держит в руках оружие. Жизни людям не дают. Я ментов имею в виду…
— Полицию…
— Да, полицию. — Поправка совершенно не смутила старлея. — Впрочем, их по привычке все еще ментами зовут. Особенно там, в горах, на Кавказе. Там это очень презрительное слово. У меня есть основания утверждать, что во многом такое отношение заслуженное.
— Ты сам, кажется, недавно был в Дагестане? Или даже сейчас оттуда?
— Так точно, товарищ полковник. Полугодовая командировка. Была запланирована как обычно, а пробыл только четыре с половиной месяца. Отозвали сюда. Ранее дважды в Чечне был и один раз в Ингушетии. Это за последние годы.
— С братом не встречался?
— Никак нет. Даже попытки не предпринимал. Привет ему, естественно, тоже передать возможности не имел.
— А вообще с ним встречался?
— В последний раз, когда на последнем курсе училища учился. И мой отец еще жив был, и отец Абдулмалика тоже. Вместе они к нам приезжали. Пообщались, поговорили, и все. А я у них в селе Тахчурмахи был еще ребенком, но все хорошо помню. И бабушку покойную помню, она с ними жила.
— Как Абдулмалик переводится? Его имя что-то значит?
— Абдулмалик — «раб владыки».
— Еще родственники в Дагестане есть?
— Из близких — дядя и еще один брат отца, самый младший, Валид Валидов. Но он душевнобольной, инвалид первой группы, семьи, понятно, не имеет, живет в Каспийске. Большую часть жизни провел в психиатрической больнице. Временами, в периоды обострения, становится буйным и опасным. Тогда его в больнице надолго закрывают. По полгода держат, а после лекарств полусонного выпускают. Соседи следят за ним внимательно. Только что-то не так, сразу звонят, и дядю снова увозят. Он уже и сам от такой жизни измучился, и других измучил. Мы только однажды виделись, когда я ребенком был. Кроме него, есть еще более дальние родственники, в Тахчурмахи, в основном, живут, но с теми я никогда контактов не имел, и даже не знаю, где их искать.
— Ну, и что же, может быть, придется поискать, — неожиданно проговорил чей-то голос из-за спины.
Старший лейтенант Валидов обернулся. В дверях стоял, держась за ручку, командующий войсками спецназа ГРУ полковник Мочилов. Гази сразу узнал его, хотя видел только мельком во время совместных с французскими парашютистами антитеррористических учений[5]. Командующий взял тогда на себя роль командира батальона, хотя за время штабной работы давно, как тогда все думали, должен был потерять боевую форму. Но он не потерял и показал себя прекрасно. Гораздо лучше многих молодых и амбициозных французских офицеров, кстати, свои амбиции после учений растерявших.
5
Во Франции парашютные войска считаются элитным подразделением национального спецназа. Традиционно принято считать, что по подготовленности и по боевым качествам они уступают только Иностранному легиону, в который набираются бойцы, преимущественно проходившие службу в частях спецназа других стран. В конце восьмидесятых годов прошлого века после горбачевской попытки уничтожения российского спецназа во Французский иностранный легион хлынули бойцы из СССР, тогда еще существующего. Так, в легионе, базирующемся в Джибути, вынуждены были даже создать отдельный русский взвод. Однако этот взвод почти в полном составе дезертировал и уехал в Боснию, где был сформирован так называемый русский черный батальон, воевавший на стороне сербов. Обжегшись на этом опыте, французы больше не предпринимали попыток создавать отдельные боевые единицы из представителей одной национальности.