Изабель поспешила одеться и взяла свой альбом для зарисовок и угольные карандаши. Покинув спальню, она быстро спустилась по лестнице и вышла в холл. В последнюю неделю у нее появилась приятная привычка: сразу после завтрака она отправлялась на прогулку по Гайд-парку. В июне парк был очень красив со своими розами и другими живописными кустарниками в цвету, и прогулки там необычайно вдохновляли.
Пересекая холл, Изабель едва не наткнулась на Маркуса. А он улыбнулся ей и сказал:
— Доброе утро, дорогая.
Изабель уставилась на него в изумлении — обычно в это время он уже уходил из дома, чтобы отправиться в свою контору на Треднидл-стрит. Но сегодня он почему-то задерживался. И сейчас смотрел на нее с восхищением, так что она даже порадовалась, что выбрала один из своих лучших утренних нарядов. На ней было розовое платье из французского муслина, отделанное по корсажу и подолу затейливым узором в виде листьев плюща, и это очень шло к ее прекрасному цвету лица и черным шелковистым волосам.
— Доброе утро, Маркус, — ответила она. — Я думала, что вы уже уехали в свою контору на весь день.
— Обычно так и бывает, дорогая. Но сегодня я хотел кое-что показать вам.
Изабель улыбнулась:
— Должно быть, вы уже знаете, что я люблю сюрпризы.
Он весело рассмеялся:
— Все женщины любят сюрпризы. Разве не так? — Маркус взял ее под руку.
Он был в светло-коричневых штанах и рубашке того же цвета, без сюртука его плечи казались даже шире, чем обычно. Галстук же был повязан довольно небрежно, как будто он, одеваясь, очень торопился, — и Изабель поймала себя на том, что ей вдруг захотелось повязать ему галстук должным образом.
Она немного удивилась, когда Маркус повел ее по коридору в направлении, противоположном столовой. И любопытство ее возросло до крайности, когда он остановился перед дверью напротив библиотеки. Взявшись за дверную ручку, он сказал:
— Вот что я хотел вам показать.
В следующую секунду дверь открылась, и они вошли. Переступив порог, Изабель остановилась, в недоумении озираясь. Комната была совершенно пустая, в ней совсем не было мебели. Зато пол сверкал полировкой, и в воздухе витал приятный запах лимонной политуры. А в широкие окна, выходившие на восток, лился яркий свет утреннего солнца.
Взглянув наконец на мужа, она пробормотала:
— Но комната… пуста.
Он расплылся в улыбке:
— Да, конечно. Потому что это — ваша студия. После того как вы перенесете сюда свои краски и все, что требуется, вы сможете обставить ее по своему собственному вкусу. Ну, что скажете?
Изабель медлила с ответом, ей казалось, она что-то не так поняла.
— Неужели здесь будет… моя личная студия?
Маркус рассмеялся:
— Разумеется, личная. Эта комната — в полном вашем распоряжении.
Изабель в восторге захлопала в ладоши:
— Ох, как замечательно! У меня никогда еще не было собственной студии, комнаты, предназначенной для того, чтобы писать картины. Отец считал, что в этом нет необходимости, поэтому мои краски, кисти и все остальные вещи, которые требовались для работы, лежали в углу моей спальни. А здесь… — Изабель шагнула в глубину комнаты. — О, здесь так просторно. К тому же в этой комнате прекрасное освещение. Идеальное! — Она уже обдумывала, как расставит мольберты перед окнами и каким образом разложит в углу краски. А картины, конечно же, следовало развесить на стенах.
Взглянув на мужа, Изабель вдруг спросила:
— А вы уверены, что готовы пожертвовать этой комнатой?
— Абсолютно уверен. — Он снова рассмеялся. — Дорогая, у вас должна быть собственная студия. Я хочу, чтобы у вас здесь имелось все, что вам требуется.
Изабель порывисто обняла мужа. Отстранившись, сказала:
— Я попытаюсь написать ваш портрет, Маркус.
Он усмехнулся и пробормотал:
— Полагаю, в этом нет необходимости. К тому же вы предпочитаете пейзажи, не так ли?
— Да, верно. Но это только потому, что я никогда не встречала натуры, которая бы меня заинтересовала. До сих пор не встречала.
— Осторожнее, дорогая Изабель. — Он лукаво улыбнулся. — Мне приходилось слышать о художниках, которые увлекались своими натурщицами. Правда, в данном случае речь идет о натурщике, но ведь это не меняет дела, верно?
Ошеломленная словами мужа, Изабель замерла. «А ведь он прав! — воскликнула она мысленно. — И, кажется, это уже произошло…»
Тут послышался осторожный стук в дверь, и вошел Дженкинс.
— Прошу прощения, что помешал, — сказал дворецкий, — но к вам посетитель, мистер Хоксли.
— Кто именно? — спросил Маркус с некоторым раздражением в голосе.
— Вас хочет видеть некий мистер Бенджамин Харрисон. Я проводил его в приемную, сэр.
— Сейчас приду, — отметил Маркус. — Пусть ему принесут чего-нибудь выпить.
— Слушаюсь, сэр. — Коротко кивнув, Дженкинс удалился.
Взглянув на жену, Маркус пояснил:
— Харрисон — это сыщик, которого нанял Роман. Должно быть, он узнал, где находится другой дом лорда Гэвинпорта, тот, который является приданым его жены.
— Но вы ведь и сами наняли сыщика, — заметила Изабель.
— Да, нанял, но после того, как человек Романа первый выяснил, где скрывается Данте Блэк, я уволил своего сыщика. Идемте? — Маркус предложил жене руку.
— Вы хотите, чтобы я присутствовала?
— Как это ни удивительно — хочу. Я решил, что ваша способность проникать в суть вещей, а также интуиция и знания просто бесценны.
Изабель поняла: под «знаниями» он подразумевал ее знакомство со светскими любителями искусства, а также дружбу с Шарлоттой, являвшейся прекрасным источником информации.
Они вместе вошли в приемную, и навстречу им из кожаного кресла поднялся невысокий, но довольно крепкий седовласый мужчина. У него были густые, сросшиеся в одну линию брови, а карие глаза смотрели внимательно и даже с некоторой настороженностью.
Кивнув Маркусу, сыщик сразу приступил к делу.
— У меня есть нужная вам информация, мистер Хоксли, — заявил он. Покосившись на Изабель, вдруг спросил: — А может, вы предпочли бы поговорить со мной наедине?
— Мне нечего скрывать от этой леди, — ответил Маркус. — Она моя жена, так что можете свободно говорить в ее присутствии.
Сыщик вручил Маркусу лист бумаги:
— Вот адрес Фредерика Перрина, маркиза Гэвинпорта. Он владеет домом на Ломбард-стрит.
— Благодарю вас, мистер Харрисон, — кивнул Маркус. — Именно это мне сейчас и требуется.
— Я уже три дня наблюдаю за этим домом, — продолжал сыщик. — И, похоже, что он пуст. Во всяком случае, там нет охранников. Никто не приходит в этот дом и не покидает его. Да и сам Гэвинпорт там не появляется. Правда, регулярно приходит горничная с ведром и шваброй. Наверное, убирает в доме.
— Прекрасно, мистер Харрисон. — Маркус улыбнулся. — Пожалуйста, пришлите счет за услуги мне, а не моему брату.
Как только сыщик ушел, Изабель решительно заявила:
— Если этот дом не охраняется, то ясно, что похищенного полотна там нет.
— Не уверен, что вы правы, — ответил Маркус. — Возможно, Гэвинпорт слишком уж высокомерен. Думает, будто никто не посмеет его заподозрить. Более того, возможно, он полагает, что присутствие охраны может привлечь к дому нежелательное внимание соседей.
— И что же вы собираетесь предпринять? — спросила Изабель.
— Я намерен обыскать этот дом. Если найду там картину, то немедленно сообщу об этом полицейским на Боу-стрит. Когда картина окажется у них в руках, они будут располагать достаточными основаниями для ареста Гэвинпорта.
— В таком случае я поеду с вами производить обыск.
— Но, дорогая, вы должны понимать, что…
— Вам меня не остановить, Маркус, — перебила Изабель. — К тому же этот дом пуст, не так ли? То есть нет никакого риска, понимаете? Никто нас не задержит. Я непременно последую за вами, если, конечно, вы не привяжете меня к кровати.