— Да, хорошо. Я полностью вам доверяю, Хоксли.
Простившись с Кейтом Маккинноном, Маркус ненадолго зашел в свою контору, затем вышел в коридор и отправился в тот конец биржи, где заключались торговые сделки.
Там, как обычно, царило оживление, то и дело слышались выкрики, и не смолкали жаркие споры. Многие кивали Маркусу, приветствуя его, другие же знаками давали понять, что хотят кое-что обсудить с ним или попросить совета. Маркус постоянно кивал знакомым и на ходу что-нибудь отвечал — здесь он чувствовал себя в своей стихии, здесь его ценили и уважали и, конечно же, почти все тут признавали, что он, Маркус Хоксли, — чрезвычайно удачливый маклер, чья безупречная репутация не зависела от капризов светского общества.
Тут он вдруг заметил Ральфа Ходжа, спорившего о чем-то с одним из маклеров, Ходж при этом яростно жестикулировал и указывал собеседнику на какие-то бумаги, которые держал в руке. Очевидно, почувствовав на себе взгляд Маркуса, он внезапно повернул голову и с ненавистью уставился на него.
«А он ведь и в самом деле терпеть меня не может, — подумал Маркус. — Что ж, ненависть — убедительный мотив… Интересно, не Ходж ли пытался упечь меня в тюрьму за кражу? Во всяком случае, Изабель этого не исключает».
Но Маркус тотчас же выбросил из головы эти мысли. Ведь Ральф Ходж не имел знакомых в мире искусства… А лорд Гэвинпорт гораздо больше подходил на роль подозреваемого еще и потому, что Данте Блэк был убит в его доме.
Добравшись до центра зала, Маркус остановился и сделал вид, что высматривает знакомых. На самом же деле он прислушивался к разговорам джобберов, беседовавших о нынешних ценах. Через несколько минут, получив нужную информацию, он развернулся и уже собрался уходить, но тут кто-то тронул его за плечо, и он, повернув голову, увидел мальчика лет четырнадцати со взъерошенными волосами и в мятой куртке. Маркус не узнал его и подумал, что это один из новых курьеров.
— Мистер Хоксли? — спросил мальчишка.
— Да. А в чем дело?
Мальчик вручил Маркусу конверт:
— Это для вас, сэр.
Маркус нахмурился, заметив, что на конверте нет обратного адреса.
— От кого это?
Мальчик пожал плечами:
— Один человек хорошо мне заплатил за доставку. Он сказал, что вы все поймете. — С этими словами мальчишка резко развернулся и скрылся в толпе.
Маркус тихо выругался. Сегодня утром он был слишком занят, чтобы разгадывать такие загадки. Но если это какая-нибудь гнусная записка от Ральфа Ходжа, то он сейчас же найдет негодяя…
Вскрыв конверт, Маркус прочел две строчки — и в ужасе похолодел.
«Ты уничтожил то, что я любил больше всего на свете. Теперь твоя очередь испытать то же самое».
О Господи! Ведь имелась в виду… Изабель! Да-да, он нисколько в этом не сомневался. Было ясно и другое: кто бы ни нацарапал эту записку, именно этот человек стоял за историей с кражей «Морского побережья с рыбаками» и убийством Данте Блэка.
Маркус выбежал на улицу и осмотрелся в надежде увидеть мальчика, доставившего записку. Но улица была пуста, если не считать коммерсантов, входивших в здание биржи и выходивших из него.
Маркус вынул из кармана часы. Без четверти двенадцать. А он написал Изабель, что хочет встретиться с ней в его конторе в полдень, чтобы потом зайти на ленч в «Корабль и черепаху». Дженкинс, наверное, уже распорядился насчет кареты, и Изабель сейчас скорее всего в пути. Или, возможно, ждет в его конторе.
Маркус бросился обратно в холл. Сердце его бешено колотилось в груди, а на лбу выступили капельки пота.
— Моя жена уже приехала? — спросил он изумленного привратника.
Тот кивнул:
— Да, леди ожидает вас в вашем кабинете, мистер Хоксли.
Перепрыгивая через ступеньки, Маркус помчался вверх по лестнице. Добежав до третьего этажа, ворвался в свою контору.
— Добрый день, Маркус, — раздался женский голос.
Он вздрогнул и обернулся.
— Ты, Симона? Как ты сюда попала?
Симона Уинстон расплылась в улыбке, сейчас она очень походила на кошку, добравшуюся до миски со сливками.
— О, Маркус, разве ты забыл, что дал мне ключ?
Он внимательно посмотрел на нее. Симона была в полупрозрачном красном платье со столь низким вырезом, что кончики сосков выступали из него при каждом вдохе. Ее огненные волосы струились по плечам, чуть раскосые глаза были обведены черным карандашом, а полные губы ярко накрашены. «Нет, она похожа скорее не на кошку, а на наложницу, — подумал Маркус. — Наложницу, готовую исполнить любую фантазию своего господина».
И он, тотчас же отвернувшись от Симоны, вспомнил Изабель… Изабель, лежащую на толстом обюссонском ковре в его библиотеке. Ее ясные синие глаза смотрели на него совсем не так, как глаза этой женщины. Она была невинна и абсолютно честна с ним. И, конечно же, являлась полной противоположностью Симоны Уинстон, стоявшей сейчас передним.
Маркус снова посмотрел на Симону, и губы его дрогнули в гримасе отвращения. О Боже, что могло привлекать его в этой ужасной женщине, в этой выставляемой напоказ чувственности?
Сделав глубокий вдох, Маркус заявил:
— Я думал, что ясно выразился относительно моих намерений, когда мы с тобой виделись в последний раз. Но должно быть, я забыл кое-что сделать… А именно сменить замок.
Симона тотчас изменилась в лице, казалось, она вот-вот набросится на него с руганью и проклятиями. Но, тут же, взяв себя в руки, она сказала:
— Ах, Маркус, перестань… Неужели ты не рад меня видеть?
Разумеется, он был не рад. А единственная женщина, которую он хотел сейчас видеть, — это его жена.
— Симона, я очень занят. А если тебе что-нибудь надо, то, пожалуйста, обратись к моему секретарю.
Сейчас он должен был как можно быстрее найти Изабель и позаботиться о ее безопасности. И еще эта таинственная записка… Ему нужно было сосредоточиться и подумать о том, кто ее отправил и почему. А неожиданное появление Симоны ужасно раздражало и было сейчас очень некстати.
Тут она вдруг шагнула к нему и прикоснулась к его плечу.
— Очень сомневаюсь, Маркус, что твой секретарь способен удовлетворить мои запросы. — Она прижала ладонь к его груди, потом ее руки скользнули ему под сюртук. — Ах, Маркус, я все время думаю о тебе! Сегодня ночью ты снился мне обнаженный. Снились твои могучие мускулы, твои сильные ноги и твой… победоносный жезл.
Маркус поморщился и отстранился от нее:
— Прекрати, Симона! Успокойся и отправляйся домой.
Нисколько не смущаясь, она оттянула пальцем край своего декольте, и ее огромные груди с такими же огромными, точно камни, красными сосками выпрыгнули наружу.
— Попробуй меня, Маркус, — проговорила она задыхаясь. — Неужели ты не хочешь этого? — Симона потрогала свои соски. — Восхитительно, правда?
Маркусу показалось, что его вот-вот стошнит. Отступив на шаг, он спросил:
— Ты забыла, что теперь я женат?
— Ха! Именно потому-то я и пришла сюда! Пришла, чтобы ты на меня посмотрел! Попользуйся мной, Маркус! Позволь мне стать для тебя тем, чем не может быть твоя худосочная девственница. Поверь, ты получишь огромное облегчение.
Маркус тяжело вздохнул и процедил сквозь зубы:
— Ты должна отсюда уйти. Должна немедленно уйти. В любой момент сюда может прийти моя жена.
Симона отбросила за спину волосы, падавшие ей на плечо, и от резкого движения ее огромные груди подпрыгнули.
— Отлично, Маркус! Пусть твоя жена посмотрит, как выглядит настоящая желанная женщина! — Она обхватила обеими руками его за шею и прижалась к нему обнаженной грудью.
А в следующую секунду Маркус услышал, как приоткрылась дверь. С силой оттолкнув Симону, он сделал шаг в сторону и увидел свою жену, стоявшую у порога. Изабель, смертельно бледная, смотрела на него в изумлении; казалось, она хотела что-то сказать, но не могла вымолвить ни слова.
«Надо немедленно отвезти Изабель домой, — промелькнуло у Маркуса. — Отвезти домой и надежно укрыть, запереть…». Но он тотчас же подумал о том, что эта ситуация — очень удобный случай покончить с зарождающимся чувством, которое она, возможно, уже начинает питать к нему. Да, конечно, он своими действиями уязвит ее и даже оскорбит, но Париж исцелит ее, залечит раны…