И он со всей возможной скоростью бросился за ней. У нее была отличная лошадь, но его – все же была сильнее и быстрее. Он быстро настиг ее. Когда же он приблизился, то попытался понять, как ей удается держаться в седле. Схватить ли ее и выдернуть из седла, или поймать поводья лошади, чтобы замедлить ее бег? Любое его действие было опасно. Если она запутается в седле, он не сможет легко и просто вытащить ее оттуда. Но у нее оставалось всего несколько секунд, прежде чем она рухнет под мелькающие копыта.
Он решил попытаться схватить ее. Если ее наряд запутается в стременах, он все же сможет удержать ее и заставить лошадь остановиться. Он пристроился позади нее. Перехватив поводья левой рукой, Себастьян потянулся правой, чтобы схватить всадницу, когда она внезапно выпрямилась и со счастливым смехом отсалютовала веткой ему в лицо.
– Я это сделала!
Перед ним находилась мисс Хоуп Мерридью, раскрасневшаяся, счастливая, торжествующая.
Никакой опасности на самом деле не существовало.
– О! Мистер Рейн, доброе утро. Вы это видели? Я сделала это! – Она протянула ветку.
Теперь-то он видел, что она владела искусством езды на лошади в совершенстве. Хоуп вовсе не падала с лошади, будто бы вышедшей у нее из-под контроля; она совершенно сознательно скакала галопом на предельной скорости, свесив голову вниз в нескольких дюймах от копыт, чтобы поднять с земли какую-то ветку!
Внезапно Себастьяна обуяла дикая ярость.
– Вы с ума сошли? – закричал он на нее, скача на коне вровень с ней. – Рисковать собственной шеей из-за такой глупой затеи!
Она улыбнулась ему и перевела лошадь в легкий галоп.
– Я сделала это впервые!
В ее голосе звучали победные нотки. И он вовсе не был извиняющимся или успокаивающим.
– Тогда какого дьявола вы решили совершить этот безумный поступок сегодня утром?
– О, я пробовала делать и раньше, – поправила она его. – Я практикуюсь уже многие годы. Но именно сегодня я впервые сумела поднять ветку, – ответила она и весело помахала этой самой веткой.
Ее веселая безмятежность разъярила его еще больше, если такое вообще возможно. Он не находил слов. Мысль о том, что она рисковала своей прекрасной шейкой каждое утро, лишила его способности дышать. Как она посмела?
Спустя некоторое время, Себастьян достаточно успокоился, чтобы суметь продолжить разговор.
– Но ради всего святого, не повторяйте этого снова, – проворчал он, его сердце все еще бешено колотилось от только что испытанного страха. – Почему, черт возьми, ваш грум вам это позволил?
– Позволил? Джеймс? – Она рассмеялась. – У него не было выбора. Он не смог бы меня остановить, даже если бы попытался.
Испорченная. Избалованная, защищенная от невзгод аристократическая девчонка, которой, без сомнения, всю жизнь потакали. Ей и в голову не приходит, что с ней может случиться что-нибудь плохое. А вот Себастьян слишком хорошо мог себе представить ее сломанное искореженное тело... сама мысль об этом была настолько ужасна, что облечь ее в слова он не сумел. Ему хотелось стащить ее с лошади и обнять, защищая от всего этого.
– Звучит, как плохое оправдание груму, – еле выдавил он из себя.
– Строго говоря, он наш лакей, а не грум, но даже в этом случае, он прекрасно справляется со своими обязанностями. Джеймс знает нас всю нашу жизнь. Ему не нравится, когда я выполняю эти трюки, но он знает, что я все равно их сделаю, поэтому он отправляется со мной, чтобы на всякий случай присматривать.
Себастьян посмотрел вокруг и саркастично заметил:
– Хороший присмотр. Он же на добрых полмили позади вас.
Хоуп снова рассмеялась.
– Ой, это моя вина. Я всегда подговариваю помощника конюха, чтобы он седлал для Джеймса лошадь помедленнее. Сегодня у него самая захудалая из всех лошадей, вам вряд ли доводилось такую видеть.
Ей нужна узда покрепче, подумал он. Если бы она находилась под его защитой, то не поехала бы на рассвете одна, без надежного сопровождающего, вытворять все эти безумно рискованные трюки с прутьями! Вдруг ему в голову пришла мысль, что если бы она принадлежала ему, ни одному из них не пришло бы в голову выезжать из дома до рассвета. Он представил ее в своей постели. Он сглотнул и заставил себя не думать об этом. Чтобы скрыть минутную слабость, он резко произнес:
– Работа грума заключается в том, чтобы следить за вашей безопасностью, а не наблюдать, как вы рискуете своей шеей каждое утро.
– Чепуха! Джеймс крайне озабочен моей безопасностью, – возразила она. – Да ведь он сам придумал дополнительные ремни, что сделало этот трюк вполне выполнимым. – Она оттянула одежду и показала ему ремень.
Себастьян лишь мельком на него взглянул, пытаясь не замечать при этом, как натянулась ткань на изящной линии бедра. Он ничего не сказал. Он все еще был слишком зол, представляя, что кто-то посмел ей помогать рисковать своей шеей из-за бессмысленного трюка.
– Я так много раз падала, пока он все это не придумал.
Он был настолько шокирован, что, не задумываясь, натянул поводья. Его лошадь резко встала, и Хоуп проехала вперед. Он быстро нагнал ее.
– Вы? Падали? – Он снова пришел в ярость. Какого дьявола ей надо рисковать своей безопасностью по такой глупой причине?
Она рассмеялась.
– О, это были совсем незначительные падения. Я, знаете ли, очень осторожна.
– Осторожна? Если таково ваше понятие об осторожности, вас следует запереть, – прорычал он, большей частью для себя.
Ее выражение лица тут же изменилось.
– Мне прекрасно известно, что значит сидеть взаперти, мистер Рейн, – ответила она. – Вот почему я так наслаждаюсь своей свободой, делая подобные вещи!
И без всякого предупреждения, она ускакала прочь, свернув в неожиданном направлении.
Он развернул лошадь и погнался за ней, но у нее было довольно большое преимущество, и он не смог догнать ее вовремя. И прямо на его полных ужаса глазах она вновь свесилась с левого бока лошади, вытянула руку и схватила с земли еще одну ветку с листьями.
– Ха-ха! – Она снова размахивала веткой в знак своей победы.
В ярости от этой преднамеренной провокации, Себастьян пришпорил коня и бросился за ней. На сей раз он не колебался ни секунды. Поравнявшись с нею, он вытянул руку и насильно стащил ее с лошади. Хоуп изумленно вскрикнула, какую-то минуту пыталась с ним бороться, а потом внезапно сдалась и позволила схватить себя, освободившись от стремени и дополнительного ремешка.
Он перекинул ее через бедро, посадив перед собой и крепко обнял одной рукой.
Он ожидал выговора, пощечины или чего-то еще, выражавшего женскую ярость. Но она его удивила. Хоуп явно не возмутило его бесцеремонное обращение; она ничего не сказала, а лишь поелозила, устраиваясь поудобнее. От этих ее движений Себастьян почти застонал. И если бы он и так не был к тому времени болезненно возбужден, то это бы довершило дело. Ее теплые округлости устроились в колыбели его бедер. Себастьян почувствовал, как его прошиб пот.
Одной рукой обвив его торс и оперевшись на его левую руку, Хоуп прислонилась к его груди.
– Какого черта вы это сделали? – спросила она совершенно будничным тоном, после чего продолжила смешную имитацию его прежних речей. – Вы что, с ума сошли, так глупо рисковать своей шеей?
Казалось, ее все это забавляет! Шелковистые, золотые кудряшки щекотали его подбородок. Он вдыхал аромат ее духов, еле ощутимый из-за сильного запаха жаркого женского тела. Стиснув зубы, Себастьян прижал ее к себе еще крепче. Весьма вероятно, что он спятил, мрачно подумал он. Никогда в жизни ему не приходилось стаскивать леди с лошади. Он понятия не имел, с чего вдруг ему пришла подобная идея.
Хоуп слегка переместилась, и он застыл. К тому же ему никогда в жизни не приходилось перекидывать леди через свое бедро.
Левой рукой она играла с пуговицами его жилета.
– Похищение – это преступление, знаете ли. – Но в ней не чувствовалось волнения по этому поводу. – Какой выкуп вы планируете получить?