– Каждая девочка здесь обучается быть настолько независимой, насколько это возможно, таким образом, они выходят отсюда подготовленными к жизни, умеющими заработать себе на жизнь, – добавил мистер Рейн. – Как только позволяет их возраст, их отдают в ученицы.
– Да, их отправляют к модисткам, швеям, поварам, горничным и различным слугам. Вероятность того, что они смогут выйти замуж, конечно же очень мала, – шепотом добавила леди Элинор. – Не с их биографией.
Хоуп даже не могла взглянуть на Фейт. Если бы она это сделала, то ей не удалось бы сдержать себя.
– А где дети играют? – спросила она.
– Играют? О, вы подразумеваете упражнения. Здесь. – Леди Элинор провела их к небольшой вымощенной площадке.
Они вышли на воздух. Высокие каменные стены окружали их со всех сторон. Где-то над ними сиял квадратный кусочек неба. Ни клочка зелени, ничего, что бы скрасило эту мрачную серость.
– Они гуляют здесь дважды в день. Регулярные упражнения, конечно же, необходимы для их здоровья.
– Здесь? – воскликнула сестра Хоуп. Фейт явно была столь же напугана, как и Хоуп.
– Я имела в виду игры, а не тренировки, – сказала Хоуп. – Разве у них нет свободного времени, чтобы играть и оставаться детьми? Я не видела игрушек или каких-либо других личных вещей в спальнях, даже самых небольших.
Леди Элинор смотрела на нее так, словно не могла уловить смысл вопроса.
– Что им делать с игрушками? Они же сироты. Впереди их ждет очень трудная жизнь. Они должны к ней подготовиться.
Последовала длинная пауза. Хоуп сжала кулаки и сказала себе, что леди Элинор хорошо знает, что делает. Она добрая женщина. Но она не понимает, что происходит с этими детьми.
Мистер Рейн, почувствовав возникшее между ними напряжение, объяснил:
– Большинство детей в мире не могут себе позволить такой роскоши, как игры, как это делают дети богатых родителей. Большинство детей должны заработать свой ежедневный кусок хлеба. Или так, или голодная смерть.
Хоуп не могла поверить, что он защищает такую политику. Она уже открыла рот, чтобы высказать ему свое мнение, но увидев его сурово сжатые губы, Хоуп вспомнила, что он был выкинут из жизни привилегированного класса и брошен туда, где был вынужден пойти на фабрику зарабатывать свой кусок хлеба. И собирать по сточным канавам овощи и фрукты. Эта мысль заставила ее замолчать.
Мистер Рейн яростно произнес:
– Большинство сирот посчитали бы жизнь, которая досталась этим девочкам, роскошной. Я знаю учреждения, где все их обитатели, даже дети пяти-шести лет, работают на фабрике по двенадцать часов в день и дольше. Некоторые с пяти утра и до восьми вечера. Детей бьют, чтобы они не засыпали. Полусонные дети становятся причиной несчастных случаев на заводах. А несчастные случаи означают потерю дохода для всех, пока машины очищают от попавших туда маленьких тел.
Хоуп задрожала, представив себе картину, нарисованную его словами. Она знала, что он был прав. Она подумала о его маленьком брате, Джонни.
Он продолжал низким, твердым голосом:
– Со временем работа наносит им непоправимый вред. Молодые кости не выдерживают нагрузки, когда дети вынуждены находиться в одном и том же положении изо дня в день. У них изогнутые кости и искривленные спины. Я посетил учреждение, в котором содержится сто мальчиков, передвигающихся на костылях и тележках, и все после того, как они получили свои увечья на работе. – Он заколебался, но затем продолжил, решив заставить ее понять. – Девочкам еще хуже. Я знаю об одном человеке, который содержит сто девочек-сирот, чтобы использовать на своей фабрике. У него репутация отъявленного негодяя. Время от времени одна из девочек просто исчезает. И никто не задает вопросов. – Он сделал паузу, чтобы его слова дошли до слушателей, затем добавил: – Если леди Элинор гордится этим учреждением, то у нее есть на это серьезные основания.
Это явно был выговор. И Хоуп знала, что заслужила его. Он знал то, о чем говорил. Он сам прошел через все это. Хоуп поглядела на мистера Бемертона. Тот выглядел очень мрачным.
Еще ребенком Себастьян Рейн пострадал, работая на фабрике. Шрамы, оставшиеся на теле – наследство его детства, которое было совсем не легким. Его сломанный нос свидетельствовал о тех ударах, что он когда-то получил. Его манеры, постоянная настороженность, ожидание неприятностей, показывали, что ему приходилось бороться за то, чтобы выжить. Она думала о его пальцах, изуродованных в напрасной попытке спасти маленького брата от ужасной смерти.
Конечно, он не видел никаких недостатков в той жизни, какую вели эти маленькие девочки.
Они были сыты, одеты, и у них имелась крыша над головой. Они содержались в чистоте, и у каждой была работа. В его глазах ни в чем ином они не нуждались. Он считал, что они счастливы, что им повезло, возможно, даже больше, чем им было нужно.
Но совершенно неудивительно, что в его глазах было столько же суровости, сколько и одиночества.
Ей было ужасно жаль его, жаль, что он был лишен счастья, будучи маленьким мальчиком, что и сделало его взгляд на жизнь столь холодным и безрадостным. Она жалела и леди Элинор с ее рациональным существованием, и ей было жалко каждую маленькую девочку в этом учреждении.
И все потому, что, хотя он и был прав, одновременно он был неправ, совершенно неправ. Все они были неправы. За исключением маленькой девочки по имени Май.
Как она ей сказала: «Мечтать ведь никому не вредно, мисс, не так ли?»
И тогда Хоуп высказала то, что думала:
– Итак, вы учите детей ждать от жизни только трудных времен? Я не согласна. Дети имеют право ожидать, что и на их долю выпадет немного радости в жизни. Мы все имеем на это право – независимо от того, кто мы: ребенок, взрослый, богатый или бедный, сирота или нет. – Она глубоко вздохнула и объявила: – И с этой целью я приглашаю их всех на чай с моими сестрами и со мной на следующей неделе.
Ее слова вызвали волну беспокойства.
– Вы не можете! – задохнулась леди Элинор. – Это нарушит их обычный распорядок.
– Только на несколько часов. Я уверена, что после этого они будут работать еще лучше.
– Превосходная идея, мисс Хоуп, – поддержал ее мистер Бемертон. – Тоскливая вещь – этот распорядок. Его необходимо нарушать, если вы хотите знать мое мнение.
После его слов неуверенность леди Элинор как рукой сняло. Она одарила его взглядом, словно подавляла бунт на корабле, и строго произнесла:
– Нет, я сожалею, мисс Мерридью, но это невозможно. Здесь живет слишком много девочек. И, кроме того, они не знают, как вести себя в гостиной леди.
– Я не согласна. Ведь совершенно очевидно, что вы проделали большую работу по их обучению, леди Элинор, хотя это и не касалось этикета. Но все, что я хочу, это чтобы они получили удовольствие от визита. Просто весело провели время.
– Не будут знать, как себя вести? Тогда их можно ненавязчиво скорректировать, если вы меня попросите, – предложил мистер Бемертон. – Помогу устранить их недостатки.
Хоуп и ее сестра широко ему улыбнулись.
Леди Элинор презрительно фыркнула.
– Вашего мнения никто не спрашивал, мистер Бемертон.
Он усмехался без всякого раскаяния.
– О, ничего. Я не застенчив.
Леди Элинор явно разозлилась, и Хоуп поспешно добавила:
– Здесь не так уж много девочек. Признаю, что двадцать восемь – число большое, но дом моего двоюродного деда можно приспособить и для такого количества, я в этом уверена. Мы наймем кареты, чтобы доставить девочек туда и обратно.
– Рейн и я можем организовать доставку, – предложил мистер Бемертон. – А, Бас? – Он посмотрел на мистера Рейна, который вовсе не выглядел довольным таким поворотом событий.