Он вытолкал рыдающую леди Элинор из приюта прежде, чем кто-либо еще сумел прийти в себя. Хоуп в раскаянии смотрела на сестру.
– Я вовсе не хотела так ее расстраивать. – Она повернулась к мистеру Рейну. – Клянусь вам, я совершенно не хотела, чтобы она приняла мои слова на свой счет. Я сейчас пойду и все объясню...
Мистер Рейн медленно покачал головой, все еще смотря вслед мистеру Бемертону, хмуро сдвинув брови.
– Нет. Джайлс позаботится о ней. Он прав – теперь я несу ответственность за это учреждение. Что еще вы хотели бы осмотреть?
Хоуп била дрожь.
– Я осмотрела все, что хотела, спасибо! Но я беспокоюсь о леди Элинор. Я совсем не хотела огорчать...
Он прервал ее:
– Значит, вы забрали бы свои слова обратно?
Она внимательно на него посмотрела и покачала головой.
– Нет. Я верю в то, что говорила.
Фейт вышла вперед и взяла ее за руку.
– Так же, как и я. Если бы мы не мечтали, то мы никогда не решились бы сбежать от нашего дедушки и до сих пор жили бы в постоянном страхе. – Она повернулась к Хоуп. – Не расстраивайся, моя дорогая. Ты вовсе не была злой. Думаю, что ты просто неосторожно наступила на больную мозоль.
Хоуп подумала над этим.
– Ты думаешь...
– Разве леди Элинор не могла оказаться закоренелой мечтательницей?
Хоуп рассмотрела эту мысль.
– А эта ее ужасная мать вытравила из нее все ее мечты...
– Неудивительно, что она так расстроилась, когда поняла, что ее непогрешимая мать все-таки ошибалась.
Хоуп оглянулась назад на двор для упражнений. Она подумала о мрачных, серых платьях и историях с моралью, и маленьких девочках, которые мечтали о куклах, а вместо этого получали иглы для шитья.
– Ее мать должна за многое ответить. – Она повернулась к мистеру Рейну. – Я сожалею, что расстроила леди Элинор, но продолжаю придерживаться своих взглядов. И я предупреждаю вас, мистер Рейн, что настроена внести в жизнь этих девочек немного света.
И не только в жизнь этих сироток, решила она. Ну, почему так много людей считает, что весело проводить время грешно?
Во время обмена мнениями между сестрами мистер Рейн молчал. Он очень задумчиво смотрел на них обеих.
– Я не считаю, что пикник с чаем и пирогами может нанести непоправимый вред.
Хоуп схватила его за руку.
– О, спасибо, мистер Рейн. Конечно же, никакого вреда он не причинит, всего лишь доставит удовольствие нам, а не только девочкам. Одна мысль об этом делает меня счастливой.
Он на мгновение задержал ее руку в своей, но затем резко отпустил.
– Я сегодня же проинформирую леди Элинор. Я пошлю ей записку, как только вернусь домой.
– Да, и я тоже. Хочу принести ей свои извинения, – сказала Хоуп. – Фейт и я отправимся к ней утром. И я надеюсь, что вы все же пришлете ваших сестер на наше чаепитие.
Его лицо застыло.
– Нет. Не хочу, чтобы моих девочек хоть что-то связывало с этим учреждением! Я сказал именно то, что хотел сказать.
***
Джайлс раздобыл наемный экипаж и помог леди Элинор забраться в него. Она продолжала рыдать, пытаясь спрятать от него свое лицо, держа у своих глаз маленький квадратный кусочек льна. Как это было некстати. Слезы продолжали течь, но она отважно с ними боролась.
Джайлс с минуту терпел, но затем грубо произнес:
– О, ради Бога, позвольте мне. – Он придвинулся к ней, взял скомканный, мокрый платок из ее рук и засунул его в свой карман. После чего вытащил свой собственный носовой платок, обнял ее и стал мягко вытирать ей щеки.
От его прикосновений она напрягалась и заговорила, пытаясь справиться с икотой:
– Я... я... простите... я... не знаю... что не так... с...
– Молчите, – твердо приказал ей Джайлс. – Вы можете плакать, сколько пожелаете, но не стоит извиняться за это. Вы имеете право на эмоции.
Она была настолько удивлена, что заморгала, глядя на него сквозь слезы, ее тонкая фигурка содрогалась от судорожных рыданий.
Он подтянул ее к себе, подставив свое плечо.
– О, но... – Она попыталась отстраниться.
– Сейчас же прекратите. В этом нет ничего личного или непристойного, – усмехнулся он, но слова прозвучали, как приказ. – Вы – леди, которая находится в расстроенных чувствах. Будучи джентльменом, самое меньшее, что я могу сделать, это предложить вам свое плечо, на котором можно выплакаться. Я сделал бы то же самое для любой леди, так что больше об этом не думайте.
– О! – Она прекратила вырываться и прижалась к его плечу, как маленький, негнущийся кусочек дерева.
Джайлс нашел, что ее неуклюжесть странным образом вызывала желание защитить ее. Он слегка откинулся на сиденье так, что она, потеряв опору, в конце концов, оказалась полулежащей на нем. Мгновение, другое она продолжала оставаться напряженной, но постепенно ее тело расслабилось – совсем чуть-чуть. Время от времени она ловила себя на том, что непозволительно размякла, и на мгновение вновь напрягалась, но ритмичное покачивание движущегося экипажа и легкое поглаживание руки Джайлса, а также ее собственная усталость, – все играло против нее, заставляя поудобнее устроиться на его груди.
В течение минут десяти или несколько дольше они ехали в дружеском молчании; Джайлс, откинувшись на сиденье, а леди Элинор, почти лежа на его груди, его рука мягко, но твердо поддерживала ее. Но как только экипаж въехал на Лестер-Сквер[41], она, казалось, опомнилась. Сначала она резко оттолкнула от себя Джайлса и начала ерзать вдоль сиденья, пока не оказалась на расстоянии двух футов от него.
Хриплым, прерывающимся голосом она еле выговорила:
– С-спасибо, мистер Бемертон. Полагаю, что я уже оправилась от своего приступа...
– Выпустили пары.
Она резко выпрямилась:
– Я вовсе не выпускала пары! Всего лишь небольшая усталость.
Джайлс вызывающе пожал плечами.
– Называйте, как хотите.
– Я не выпускала пар. Моя мать презирала таких женщин. Ни одна истинная леди не позволит себе публично выказывать какие бы то ни было сильные эмоции.
– О, это нельзя назвать «публично». Только вы и я. Наш маленький секрет.
Он лениво улыбнулся и прислонился к кожаной спинке сиденья, продолжая наблюдать за нею. Она задрала свой нос повыше, притворяясь, что ничего не знает об их отношениях. Он сидел, развалясь и наблюдая, как она снова выпрямилась на сиденье, подобно палке. Она одернула свое платье, чтобы не было ни единой складки, поправила шляпку, чтобы та тоже сидела прямо, ее рот сжался в прямую линию, выражавшую явное неодобрение.
К тому времени, когда они достигли Пикадилли[42], ее самообладание полностью восстановилось. Единственными признаками ее слез оставались слегка покрасневшие нос и глаза, а также влажный платок в кармане мистера Джайлса.
– Расскажите мне о вашей матери, – попросил он.
Она посмотрела на него с подозрением.
– Что вы хотите знать?
– Когда она умерла?
– В прошлом феврале. Но умирала она очень медленно.
– Вы скучаете по ней?
– Конечно! Мы были очень близки.
– И в чем же это выражалось?
– Во всем. Моя мать во всем от меня зависела, – гордо ответила она. – Я отвечала на всю ее почту, а она получала много писем, поскольку была весьма известна. Я копировала все ее бумаги, которые отправлялись издателю, поскольку мой почерк разборчив и опрятен. Я управляла нашим домом, поскольку все мысли матери витали слишком высоко и она не снисходила до обычных земных деталей. Она называла меня своей верной правой рукой.
– То есть фактически вы на нее работали.
– Неправда! Это возмутительное замечание. Вы не понимаете. – Она переместилась еще на несколько дюймов от него, посмотрела в окно и раздраженно произнесла: – Этот экипаж тащится очень уж медленно.
– А с тех пор, как она умерла, как изменилась ваша жизнь?
Она на мгновение задумалась.
– Почти не изменилась. Я живу той жизнью, которую она для нас построила, и продолжаю ее работу, поскольку это лучшее из того, что я могу.
Он осторожно поинтересовался:
[41]
Лестер-Сквер – площадь в Уэст-Энде; в центре площади разбит сквер; на ней и вблизи неё расположено много кинотеатров, театров и ресторанов; в старину была излюбленным местом для дуэлей
[42]
Пиккадилли (англ. Piccadilly) – одна из самых широких и оживлённых улиц в историческом центре Лондона – Вестминстере. Пролегает от площади Пикадилли (на востоке) до Гайд-парка (на западе). Главная местная достопримечательность – здание Королевской академии художеств.
До XX века область в районе улицы была известна как Португалия, позднее сама улица носила название Португальской. Название «Пикадилли» получила от особняка Роберта Бэйкера, который в начале XVII века сколотил состояние, торгуя модными воротничками-»пикадилами» (picadils)- жёсткими воротничками с зубчатыми краями и широким шнурком, стягивающимся по краям. В 1612 году он покупает в районе улицы часть земли и строит дом там. Позднее его особняк получил название Пикадилли-холл.
После восстановления английской монархии в 1660 году, Piccadilly и область к северу (Мэйфэр) начали застраиваться роскошными домами. В XVII и XVIII веках здесь строили дома вельможи и аристократы, позднее – нувориши вроде Ротшильдов. На северной стороне Пикадилли в то время строились самые фешенебельные особняки Лондона.
Пикадилли перед Бёрлингтон-хаусом, где помещается Королевская академия художеств:
