Праздник получился веселым. После боя курантов и громогласного «ура!» гости искали по квартире подарки, слушали эпиграммы (конечно, Аниного сочинения), пели в караоке (очень тихо, чтобы не разбудить Танюшку) и даже пытались танцевать на узеньком пятачке между столом и книжными полками. К четырем утра угомонились и разошлись. Манечка, у которой открылось уже, кажется, пятое дыхание, порывалась помочь убрать со стола и вымыть посуду, но была отправлена спать. Она долго ныла и возмущалась, но уснула секунд через десять после того, как коснулась головой подушки. Аня с Андреем стояли в детской плечом к плечу и смотрели на детей.
– Сокровища наши, – прошептал отец.
– Да, драгоценные, – согласилась мать и вдруг спохватилась: с сокровищем же может что-то случиться! – Полис, – выдавила она, – так и не получила.
– Поликлиника наверняка работает в какие-то дни. Четвертого или пятого. Сходи. Я останусь с детьми.
– Спасибо. – Аня теснее прижалась к мужу.
– Каникулы, – улыбнулся Андрей.
– Ага, – согласилась она, мысленно уносясь в то, что будет после.
А будут очередные и внеочередные хлопоты: муж, дети, дом, работа, собака, родственники, друзья. Будни и праздники. Грусть и веселье. Спокойствие и волнение. Снежный ком из ежедневной рутины, которая зовется жизнью.
Андрей посмотрел на Манечку, сбросившую одеяло и разметавшую по кровати руки и ноги, бережно укрыл ее и сказал:
– Совсем большая стала. Взрослая.
– Да. – Аня заглянула в детскую кроватку, где, свернувшись калачиком, чмокала соской Танюшка. – Тоже быстро растет.
– Точно, – вздохнул муж. – Скоро в школу пойдет.
Девушка тоже вздохнула. Но в этом не было ни ностальгии по летящим годам, ни сожаления о быстро растущих детях. Вздох объяснялся просто: слова Андрея напомнили о том, что для Манечки и Танюшки нужно получить СНИЛС.
– Спать? – спросил он.
– Спать, – согласилась она.
О СНИЛСе подумает завтра, или через неделю, или через месяц, или в следующем году, или тогда, когда подумает. Потому что не думать о СНИЛСах, ФМСах, ГИА, ЕГЭ и прочих «г» в нашей стране и этой жизни нам, к сожалению, не дано.
Тысяча и одна жизнь
– Ой! – Мужчина от неожиданности захлопнул дверь автомобиля и тут же открыл снова. – Простите, я туда попал?
– Вы – Денис? – Ксения улыбнулась и слегка наклонила голову. Непослушные вихры тут же закрыли пол-лица.
– Да.
– Значит, туда. В Шереметьево едем?
– Да. – Пассажир все еще мялся за дверью, словно раздумывал, не попросить ли девушку снова открыть багажник, чтобы забрать чемодан, который он собственноручно положил минуту назад.
– Так садитесь! – Она нетерпеливо стукнула по рулю. – Опоздаете на самолет.
Напоминание о рейсе вывело молодого человека из ступора, и он с опаской притулился на краешке сиденья. Ксения покачала головой и усмехнулась. Она, конечно, привыкла, что на таксиста-женщину всегда так реагировали, никто не оставался равнодушным. Дети со свойственной им непосредственностью показывали пальцем и засыпали вопросами: «Как же так? Почему? А вам нравится?» А потом: «Вот здорово! Мамочка, я тоже так хочу». Женщины, как правило, радовались. Им этот фактор создавал ощущение дополнительного комфорта и безопасности. Молчаливым позволял молчать без напряжения, а болтливым – болтать с надеждой на полное понимание. Мужчины постарше в основном смотрели с жалостью, будто хотели спросить: «Что же довело тебя, дочка, до такой жизни?» Ну, а молодые поражали разнообразием поведения. Кто-то откровенно пытался флиртовать и просил телефончик. Ксении, конечно, было приятно, но, как только она ощущала назойливость, тут же грозилась высадить посреди дороги. Встречались те, кто тяжело вздыхал и закатывал глаза, мысленно вопрошая всевышнего, за что тот послал мучение в виде «обезьяны с гранатой». Реже попадались реагировавшие более или менее спокойно, которые говорили: «Ух ты!» и спокойно забирались в салон. А такие, как Денис, случались частенько, тут же начинали паниковать, суетиться и думать, не лучше ли отказаться от заказа, потому что с таким водителем наверняка либо будешь плестись, как черепаха, либо попадешь в ДТП, либо, чего доброго, к праотцам отправишься.