— Джин-хён? — усмехается неожиданно Риин и щурится. — Уже не «отец»?
Дэён смущается, краснеет совершенно нелепо, убирает руки с талии девушки и хочет уже уйти, только Риин не позволяет. Она смеётся заливисто, сама обнимет его и обратно к столу прижимает.
— Ладно, прости, — поднимает Риин голову. — Но это было очень мило, правда. Уверена, господин Ким растаял.
— Если он смотрел премию.
— Уверена, что смотрел.
Девушка улыбается, глядит на него своими по-оленьему большими глазами, а Дэён себя в них теряет, падает и пропадает. Но совсем этого не страшится. Он вместо этого подаётся вперёд, чувствуя, как бешено начинает колотиться сердце, обнимает её лицо ладонями, глаз не своя с нетронутых помадой губ, и в получает под дых одним простым:
— Разобью тебе нос, если попытаешься меня поцеловать.
— Да почему? — дуется Дэён и невольно хмурится.
— Потому что я ещё не согласилась быть твоей девушкой.
— Что ж, тогда просто получу аванс.
Дэёна переполняет на самом деле одно только счастье. И плевать, что Риин протестующе мычит пару секунду в его губы, что где-то за ширмой носятся люди, которым совсем не нужно всего этого видеть, и что пульс шумит ушах самым настоящим горным ветром. Он за один только сегодняшний вечер делает сразу три очень важных дела, к которым слишком долго шёл, но которые однозначно того стоят. И пусть Мин Дэён правда задолбался, восторга в его душе это не отменяет.
***
— Ты уже переименовал мой контакт в «Папочка Джинни»?
Ким Сокджин играет абсолютно бесстыдно бровями, говорит с совершенно однозначным подтекстом, и мама тут же ударяет его полотенцем по плечу, проходя мимо.
— Да за что? — округляет он глаза в таком искреннем потрясении, что Дэён не сдерживает смешка. — Видишь? Ему понравилась шутка.
— Ты вообще границ не замечаешь? Он — ребёнок.
Мин Ёнхи кривится, фыркает недовольно, разворачивается, чтобы вернуться к своим делам, но в итоге забавно вскрикивает и оказывается притянута на колени мужчины. Джин подмигивает ему, пока мама пытается встать на ноги, а Дэён улыбается ещё шире, потому что считает это до ужаса милым. Он долгое время верил в то, что родители однажды потеряют этот свой особый шарм, но Ким Сокджин оставался по-прежнему ребячливым, а мама продолжала ворчать на него забавно, искоса поглядывая на сына и краснея кончиками ушей.
— Мам, мне вообще-то двадцать.
— А я о чём? — фыркает женщина. — Ребёнок!
Дэён закатывает глаза, хочет напомнить о том, что она в свои двадцать была уже его матерью, но вовремя прикусывает язык и решает промолчать. Он и без того дома бывает слишком редко. А портить эту приятную атмосферу совсем не хочется.
Ему очень нравится то, как пахнет дома: улыбками и смехом, вечной язвительностью и готовностью помочь. Дэён маму видит из-за забитого расписания крайне редко, Ким Сокджина — забавно — немного чаще. Но больше всего ему нравится ощущать, как две пары маленьких ладошек вцепляются в его бёдра, едва он появляется дома, а потом два же тела не оставляют его в покое, повторяя это приятное на самом деле «хён». Младшим братьям Мин Дэёна по четыре. Но суматохи они в жизни приносят столько, что голова идёт кругом.
Ким Хёнвон и Ким Дживон, друг от друга отличающиеся разве что родинками на щеках, действительно потрясающие. И Дэён, удивительно, совсем не ревнует родителей к ним двоим. Может быть, потому что уже слишком взрослый для всего этого.
— Ты счастлива? — однажды спросил он у Мин Ёнхи, а та привычно поправила волосы на его лбу и мягко улыбнулась.
— Разве может быть иначе, когда меня окружают четверо удивительных мужчин?
Дэён часто вспоминает тот их разговор, воскрешает в мыслях и разбирает на части. Потому что услышал тогда много правильного, честно и нужного. Узнал всё то, что было ему на самом деле необходимо.
Ближе к двенадцати часам ночи мама уходит спать вслед за младшими сыновьями, целует коротко его в лоб и смотрит предупреждающе на мужа, который в ответ посылает ей ярчайшую из своих улыбок.
— Долго не засиживайтесь.
Они с мужчиной кивают в унисон, провожают её взглядами, а потом вздыхают совершенно одинаково, смотрят коротко друг на друга и взрываются смехом, запрокидывая головы. Дэён, когда едет домой, честно думает, что ему будет жутко неловко с человеком, которого он уже несколько лет кряду зовёт мысленно отцом, но которому не иначе как по глупости сказал, что такого никогда не произойдёт. Но с Джином, кажется, вообще не бывает сложно, потому что тот сам всякие сложности ненавидит.
— Выпьем?
— Мама тебя убьёт.
— Если бы ты знал, как она меня убивает, не говорил бы так, — усмехается мужчина, а Дэён принимает из его рук баночку пива и легко распечатывает её.
— Не опускайся только до уровня тех знаменитых шуток про «мамок».
— Но они смешные.
— Не когда дело касается моей мамы.
Джин задумывается на секунду, поджимая губы и слизывая с них пенку от пива, а потом приподнимает алюминиевую баночку, будто для тоста, и произносит:
— Согласен.
Дэёну кажется, что они всю ту половину ночи, что сидят на кухне и разговаривают, балансируют на грани. Они только здесь, в стенах дома, ощущают себя отцом и сыном, а в рабочих моментах изо всех сил стараются держать нейтралитет, чтобы это не мешало. И Дэён бесконечно ценит это время, потому что Ким Сокджин — человек необычайно мудрый, пусть и любит прятаться за маской лучшего из весельчаков. Парень очень сильно хочет попросит разрешения называть его отцом напрямую, никого не таясь и не стесняясь, но никак не находит подходящих слов, потому что жутко боится. Джин никогда этого от него не требовал, а Дэён, если честно, сдерживался из последних сил.
Но всё решается будто бы самой собой, когда мужчина, сидя на диване рядом с ним и допивая уже третью банку пива, признаётся:
— Я едва не разревелся, когда слушал твою речь на премии.
Дэён, если честно, засыпает. Он думает, что они зря переместились в гостиную, потому что весь мир вокруг теперь движется забавно, а в глазах стоит одна сплошная муть. Но всё не было бы так печально, подчиняйся ему его язык.
— Я так рад, что вы с мамой вместе, — говорит честно парень. — И мне жаль, что я когда-то сказал, что ты не станешь мне отцом.
— Неужели стал? — хмыкает Джин, а Дэён находит в себе силы только кивнуть. — Я рад. Потому что не могу перестать видеть в тебе своего старшего сына. Можно я скажу то, что хотел уже очень давно?
— Только если это не испортит момента.
Парень выдыхает, запрокидывая голову на диванные подушки за своей спиной, а потом слышит:
— Мы с мамой гордимся тобой, Дэён-а. Всегда гордились, — и жмурится, потому что уверен, что в ином случае обязательно разревётся.
Ему хорошо и легко рядом с отцом. И в родительском доме страшно хорошо. Его даже неугомонные Дживон и Хёнвон не раздражают, хотя отдохнуть хочется до ужаса. И Дэён улыбается чуть дрожащими губами и благодарит от всей души:
— Спасибо, пап.
Это уже утром мама, застав их спящими в совершенно одинаковых позах, будет ворчать, заставляя в голове шуметь неприятно. Это уже утром близнецы залезут на него, не дав как следует проспаться. Это уже утром он кинет за завтраком неосторожное «Да, пап, хватит!», когда тот начнёт расспрашивать про Риин, волнующуюся и закидывающую его сообщениями по одной букве в каждом. И это уже утром Дэён кинется обнимать маму, в глазах которой появятся вдруг слёзы счастья и понимания.
А сейчас Мин Дэён понимает в очередной раз, что задолбался. И он на самом деле не предпочёл бы другого слова, потому что оно — идеальный вариант.