Однако, общественное мнение и по отношению к действиям вассалов, и по отношению к действиям властей было весьма различным, что подтверждает, что в действительности не было никакого единого свода этических принципов, которому следовали бы все самураи, не говоря уже обо всех японцах.
Самураи владения Ако нарушили несколько законов. Господин Асано нарушил правило, не позволявшее обнажать меч во дворце сёгуна. Его вассалы затем нарушили закон, не доложив властям об их намерениях отомстить за своего господина. (Частные вендетты могли быть санкционированы официально, если случай был уместным и о нем было доложено властям, которые давали разрешение на кровную месть. Не нужно говорить, что такие сложности могли серьезно подорвать усилия тех, кто жаждал мести, в то время как их жертвы могли либо укрыться, либо окружить себя вооруженной охраной.)
С другой стороны, похоже, что общественное мнение в период Эдо было целиком на стороне так называемых «верных вассалов» (гиси). Во-первых, действия господина Кира в отношении Асано – без сомнения, сильно искаженные в художественных произведениях, что скорее всего отражает популярное восприятие того времени – расценивались как несоответствующие. И нет никаких сомнений, что чувства большинства японцев, и тех, кто исповедовал довольно ограниченную версию бусидо из Хагакурэ, и тех обычных граждан, кто впитал общепринятые моральные ценности, оправдывали мотивы Асано, когда он напал на Кира, было это по закону или же нет. Подобная народная симпатия существовала и по отношению к мести гиси, направленной против Кира во имя их господина, возможно, как из-за общего конфуцианского правила, что тот, чей отец убит (или, в этом случае, господин), не должен жить с убийцей под одним небом, также и из-за склонности симпатизировать подобным поступкам – особенно закончившимся самоубийством зачинщиков – если они основывались на чистом, искреннем побуждении.
Понятно, что власти не могли снисходительно отреагировать на это преступление, не опасаясь развязать повсеместную анархию: молчаливое согласие на частные вендетты могло открыть ящик Пандоры. Таким образом, было решено, что вассалы из Ако должны быть приговорены к смерти, а не отпущены.
Конфуцианские ученые разделились в их одобрении или неодобрении поступка гиси. Огю Сорай, Дадзай Сюндай и Сато Нобуката среди прочего обвиняли их в том, что они нарушили закон. Эти ученые ставили законы бакуфу и общественный порядок выше чистых мотивов вассалов Ако. Но Хаяси Нобуацу, Муро Кюсо (он написал 2-томное описание инцидента Ако под названием Ако гидзинроку), Миякэ Канран и другие конфуцианцы поддерживали благородство намерений вассалов. Среди тех, кто заклеймил это нападение (а среди них, надо думать, мнение Огю Сорай стало руководящим в вынесении приговора бакуфу), было существенное расслоение в отношении как порицания, которое вызывали результаты этого поступка, так и в отношении восхищения мотивами, руководившими вассалами.
Интересно, что среди критиков вассалов Ако был никто иной, как Цунэтомо, который отмечал в Хагакурэ, что они должны были отомстить господину Кира немедленно, безо всяких размышлений о последствиях; такова была сущность его формы бусидо синигуруй. Она была чистой в мотивах, не рассуждающей и не рациональной в конфуцианском смысле. По тем же самым причинам он критиковал и братьев Сога, которые в период Камакура ждали 17 лет, чтобы отомстить убийце их отца.
Так, мы снова встречаемся с необычной ситуацией, в которой основной сторонник бусидо во времена Токугава выступает против действия верных вассалов из Ако, похитивших воображение и сердца японцев как в то время, так и позже, и которые стали олицетворением той морали, что мы привыкли связывать с бусидо! Цунэтомо оказался, хотя и по другой причине, в том же самом лагере, что и ведущие нео-конфуцианцы, которые также осуждали действия знаменитых 47 ронинов. В то время как они, хотя некоторые неохотно, приняли в качестве высшего догмата общественный порядок, Цунэтомо упрямо держался за свои идеи спонтанной, безрассудной, нерациональной преданности своему господину, стоявшей выше всего остального на пути самурая. Как минимум, позиция Цунэтомо в этом вопросе демонстрирует, что не было единого этического кодекса самураев, которому следовали все воины, и тем более не было кодекса, который стал бы «душой» всей японской нации.
И, похоже, это основное различие между этическими идеалами узкой прослойки философов в эпоху Токугава, которые исповедовали нечто, что можно было бы назвать бусидо, и идеалами нео-конфуцианских мыслителей, которые склонялись к более традиционному сидо. Я согласен с Фурукава, который охарактеризовал первых как подчеркивающих «чистоту побуждений» и вторых, как более озабоченных результатом — доки сюги против кэкка сюги, по его словам. То, что оба пути параллельно существовали долгое время и оставались в оппозиции друг к другу еще в предвоенной Японии, ясно из событий истории.