Эти извращения в природе преданность эпохи Токугава, так же как и другие отступления в социополитической системе, привели к порождению «мутировавшей верности», которую Альберт Крэйг назвал «местечковым национализмом»34 и в котором преданность была эффективно смещена с фигуры господина на княжество.35
СИНИГУРУЙ, ИЛИ СТРАСТЬ К СМЕРТИ
Давайте теперь обратимся к самурайскому идеалу, касающемуся смерти, имея в виду нашего воина, который «убивает с внутренним миром — и умирает с внутренним спокойствием». Я вспоминаю о телевизионном сериале по роману Джеймса Клэвелла «Сёгун», и особенно о протесте японо-американской аудитории против того, что японцы представлены в сериале кровожадными и постоянно жаждущими умереть. Действительно, в дискуссии, которая последовала в нашем кампусе на той же неделе, когда вышел сериал, я, помнится, говорил о том же самом. Я заметил, что все японцы в фильме «умирали от желания умереть», поскольку они моментально хватались за свои мечи, чтобы совершить сэппуку 切腹 (ритуальное убийство путем разрезания живота).
Эта связь со смертью — другая сторона нашего представления о самураях. Если это и не часть формулировки бусидо Нитобэ Инадзо, то это основная мысль, которая поднимается в Хагакурэ: «путь самурая лежит в смерти». Здесь речь идет о двух типах смерти. Возможно, вначале у нас появится мысль, что самурай совершает самоубийство с готовностью, либо в качестве расплаты за убийство, либо чтобы последовать за своим господином после смерти, либо чтобы загладить совершённую ошибку. Затем, мы думаем об этом самурае как о ком-то, кто хладнокровно убивал других людей, в особенности «грубых» крестьян. Это, я полагаю, идея, которая происходит от знакомства с концепцией кирисутэ гомэн, или «право на убийство» представителя низкого звания, который не проявил к самураю должного уважения. Оба эти компонента отношения самурая к смерти играют значительную роль в сериале «Сёгун».
Сэппуку имеет длительную историю в Японии – по крайней мере, начиная с позднего периода Хэйан. Однако самоубийство не было широко распространенным обычаем и применялось преимущественно в ситуациях, когда воин непременно встретил бы смерть от рук врагов. Поскольку пытки были широко распространены в средневековой Японии, самоубийство – без разницы, броситься ли с лошади вниз, вложив меч в рот, или вспороть себе живот, что со временем стало все более «популярным» — представлялось предпочтительнее пленения. Со временем, сэппуку стало ассоциироваться с благородной смертью. Поскольку живот считался вместилищем души, то разрезание живота и выпускание своих собственных кишок считалось способом показать чистоту намерений самурая.
И хотя воинские повести испытывали нежные чувства, восхваляя эту практику – можно вспомнить историю целого рода Ходзё, покончившего самоубийством при падении Камакура, описанную в Тайхэйки – в действительности же не так много воинов кончало самоубийством, если не было немедленной угрозы поражения и смерти от рук врагов. Ёсицунэ и Нобунага представляют собой два примера самоубийства в таких обстоятельствах.
Существовали и другие формы сэппуку, кроме описанных. Иногда воин мог покончить с жизнью, чтобы показать свое несогласие с поведением своего господина – форма самоубийства, известная как канси. В период Сэнгоку описано достаточное число случаев дзюнси, когда вассалы следовали за своим господином после его смерти. Теоретически, это была привилегия нескольких, самых близких вассалов, однако встречались случаи, когда 20-30 самураев совершало дзюнси после кончины своего господина. Большинство, однако, было согласно жить дальше, или Япония скоро была бы лишена всех своих воинов, если бы всем фанатикам, подобным Цунэтомо, было позволено последовать за своими господами после их смерти.
Обращаясь к действительности Pax Tokugawa [A.K.: «мир Токугава»], который профессор Рейшауэр назвал самым продолжительным периодом мира в истории, можно считать, что такие «классические» труды, как Хагакурэ, которые восхваляют преданность хозяину до самой смерти и подчеркивают добровольный уход из жизни во имя господина, были уже полным анахронизмом. Мысль, что самурай должен либо немедленно покончить с собой ради своего господина, либо совершить ритуальное самоубийство (цуйфуку), чтобы последовать за господином после смерти, поразила воинов-моралистов, пользуясь словами Огю Сорай, как «злой обычай из времен Сэнгоку».