Воспитал, не жалея сил,
Он отцом своим признает,
Пусть утешит бедную мать,
Ибо надо отцов прощать!
Нурадына в степи нашли
И такую речь повели:
«Знай: Камалом рожденный Джанбай,
И Субра, чей отец — Саргантай,
И Кара Куджа, и Булат,
И Мирза, что годами богат,
И Худайберды, сей мудрец,
И твой сильный, свободный отец,—
Нурадын, тебе говорят:
«Возвращайся,— просьба к тебе,
Возвращайся, внемли мольбе.
Говорим о тебе: «В небосвод
Пусть он сокола властно взметнет,
Пусть напиток клятвы мужской
Он из чаши испьет золотой,
Пусть он светится светом добра
На бровях луны, как Зухра,
Пусть он ярко сияет всегда,
Как Чулпан — рассвета звезда.
Пусть, отныне к миру влеком,
Смоет кровь с меча молоком.
Пусть, сойдя с коня, воздает
Поседелым мужам почет,
На одно колено встает,
Пусть отца, что его взрастил,
Воспитал, не жалея сил,
Он своим отцом признает,
Пусть утешит бедную мать,
Ибо надо отцов прощать».
Так ответствовал Нурадын:
«Пусть Камалом рожденный Джанбай.
чей отеп — Саргантай,
И Кара Куджа, и Булат,
И Мирза, что годами богат,
И Худайберды, сей мудрец,
И мой сильный, свободный отец,
Признаваясь в своей вине,
Обращаются с просьбой ко мне,—
Не вернусь я назад, не вернусь,
Нет, с отцом я не помирюсь!
Для обиды уста я замкну,
В небо сокола я не взметну,
Пить не буду из чаши златой
Я напиток клятвы мужской.
Я с коня своего не сойду,
На колено не припаду,
И почета я не воздам
Поседелым знатным мужам.
Дух мужчины — китайский шелк:
Не развяжешь, коль свяжешь узлом.
Вес его на весах не поймем,
Ни в какой сосуд не вместим».
Так сказал он послам седым,
Отвечал ему Пир Галятдин,
И внимал Нурадын мулле:
«Хуже худшего что на земле?
Отрицанье, что Бог — един.
Хуже худшего что на земле?
Отрицать, пребывая во зле,
Что последствий нет без Причин.
Хуже худшего что на земле?
О бессмертье души позабыть.
Хуже худшего что на земле?
Без родни девицею быть.
Хуже худшего что на земле?
В раннем детстве осиротеть.
Хуже худшего что на земле?
Сыном быть, а отца не иметь.
Хуже худшего что на земле?
Лить сиротские слезы во мгле.
Хуже худшего что на земле?
Потерять государство вдруг,
Чтобы выскользнуло из рук.
Хуже худшего что на земле?
Словно птенчик, плакать в тоске,
Как красавица Ханеке
Без надежды на мир глядеть
И на норковой шкурке сидеть.
Льются слезы, болеет душа,
Выступает холмиком грудь,
Что как лилия хороша».
Убедил его Галятдин,
И вернуться решил Нурадын.
Изменить он решил судьбу
И взобрался на скакуна
С белой звездочкою на лбу,
Лишь отца своего и мать
Он решил своими признать,
Остальных — чужими признать.
Пред отцом повиниться решил,
Ибо понял, что грех совершил.
Идегей его встретил светло.
Приласкал, целуя чело.
Он сказал, уже не грустя:
«О родное мое дитя,
Воин, знатный мурза, мой сын!
Дорогое мое дитя,
Рослый, статный мурза, мой сын!
Аргамака продолживший род,
Жеребеночек белый, мой сын!
Доброты и покорства оплот,
Богатырь загорелый, мой сын!
В небе шесть парят лебедей,—
Ты взлетел высоко, мой сын.
Ликом с ангелом схож, мой сын!
Башня сторожевая моя,
Ты мой дом стережешь, мой сын!
Если в шелк оденешься ты,
Всех сразишь красотой, мой сын.
Выше золота ценишься ты,
Твой колчан — золотой, мой сын!
У тебя светла голова,
Ум державный,— мурза, мой сын!
Словно золото, даришь слова,
О мой славный мурза, мой сын!
Коль ученых собрать прикажу,
Всех на чашу весов положу,
На другую чашу — тебя,
То окажешься ты тяжелей
Именитых ученых мужей,
Златоравный мурза, мой сын!»
Услыхав, что сказал Идегей,
В смысл вникая этих речей,
Сын решил, что на ханский трон
Будет он отцом возведен.
Но отец ему ханства не дал,
Да и сам он ханом не стал.
Нурадын горел как в огне.
Он сказал Идегею в ответ:
«То, что ты говорил обо мне,—
Это истина, спору нет.
Но не сделал ты мой удел
Столь высоким, как я хотел.
Сбруи нет у меня золотой,
Снаряжен я, как воин простой.
Кто я? Бия подвластного сын,
Ибо ханом не стал Нурадын.
Чем от подданных, вспомни сейчас,
Отличается властелин?
Для того, кто придет после нас,
Я не сделаюсь образцом.
Хочешь быть мне добрым отцом?
Или ханом себя утверди,
Иль меня на престол возведи!