В итоге получается, что фактически ничего п р и н ц и п и а л ь н о н о в о г о создать нельзя. Большинство изобретений, теорий, доктрин, учений (от религиозных до научных) и т. д., и т. п., носят имя какого-нибудь человека вовсе не потому, что он "придумал" эту теорию, устройство и т. д., но скорее потому, что он либо окончательно сформулировал данную теорию и оформил ее в развитую концепцию, либо же с его подачи это изобретение стало широко применяться в мире или, по крайней мере, в определенной его области. И какой бы то ни было прогресс, особенно "научно-технический", является полной фикцией и иллюзией, постоянным "изобретением велосипеда заново". Иллюстрируя эту тему: можно как угодно предвзято относиться к "Утру магов" М. Повеля и Ж. Бержье, однако, высказываемые этими исследователями утверждения о том, что последние достижения и открытия в науке, включая даже такие грандиозные, как ядерная реакция, были давно известны средневековым алхимикам, все же не лишены оснований. Человечество обречено всю свою историю топтаться на месте, обманывая себя каким-то "движением вперед", тогда как в действительности ничего не меняется - одни и те же истины всего лишь меняют свои оболочки, фасады, покрывала.
IX. Экстаз как форма приобретения знания.
Как уже говорилось выше, у неоплатоников, т. е. у школы, располагавшейся непосредственно у истоков учения об идеях, высшая ступень философии, или познания, достигается не посредством опыта и разума, а путем мистического экстаза. Много позже эта теория, как отдельная ветвь самого учения об идеях, также станет преемственной в других, более поздних, религиозных и мистических доктринах. Между тем этот мистический экстаз есть не что иное, как частный случай спонтанного или же сознательно достигаемого посредством особых техник входа во "время Ляпунова", где потустороннее, или божественное, надындивидуальное, способно быть воспринято и даже осознано человеческим сознанием "сразу". Конечно, при подобном (абсолютно неконтролируемом) "контакте" потустороннее порой способно настолько превысить свой "допустимый уровень" для ограниченного человеческого сознания, что находящийся в экстазе полностью теряет власть над собой, что, в свою очередь, может привести к трагическим последствиям. Впрочем, в некоторых техниках этой потери самоконтроля как раз таки и добиваются.
Утверждения, подобные неоплатоническому о верховенстве приобретения знания (Гнозиса) посредством мистического экстаза (минутного озарения и т. д.) над приобретением этого знания через опыт, встречаются также и в других религиозных системах, напрямую не связанных с платонизмом и неоплатонизмом. Например, суфизм - эзотерическое мистическое течение в исламе: одно из его учений - это учение о "хал" - м г н о в е н н о м о з а р е н и и, состоянии э к с т а з а суфия на пути к Богу. Другой пример, дзэн-буддизм, или просто дзэн - одно из течений дальневосточного буддизма: для этого учения характерно пренебрежение к обычным поискам знания и убеждение в том, что Истина невыразима в словах - ее можно постичь лишь путем в н у т р е н н е г о с к а ч к а, о с в о б о д и в с о з н а н и е не только от проторенных путей, которыми движется мысль, но и от мысли вообще. Если разум свободен, то в это незаполненное пространство "извне" должно устремиться "нечто". Занятое же, заполненное сознание не привлекает к себе "извне" ничего.
Мгновенное экстатическое познание Истины по своей внезапности, силе, всепроникаемости, по своему оказываемому потрясению - оно подобно молнии: поэтому символика молнии и познания Истины тесно связаны между собой. "Парадоксальный миг о з а р е н и я в ведических текстах и текстах Упанишад сравнивается с м о л н и е й. Брахман познается м г н о в е н н о, м о л н и е н о с н о. "Это поучение [Брахмана], - гласит Кена-Упанишада (IV, 4), - это то, что сверкает как м о л н и я". "И с т и н а в м о л н и и", - вторит ей Каушитаки-Упанишада (IV, 2). Известно, что тот же образ - м о л н и я д у х о в н о г о о з а р е н и я - встречается в греческой метафизике и христианской мистике", - Мирча Элиаде "Образы и символы". Только молния может служить символом могущества и величия Брахмана - Бога - безличного Абсолюта, лежащего в основе всех вещей, - в один миг, в одно мгновение, т. е. вне Времени, открывающегося простому смертному в момент его "исхода" из земного мира. О связи символики молнии с Божеством говорит и Рене Генон в своих "Символах священной науки" (глава "Громовые камни"). Молния - "реальная" молния на этот раз - иногда предваряет и Божественного Посланника - А н г е л а - эту наивысшую разновидность и реализацию идеи: "Однажды ночью, когда ... Магомет лежал на полу пещеры, ... над ним сверкнула м о л н и я. На него нахлынуло такое чувство совершенного д у х о в н о г о м и р а и понимания благословенности н е б е с н о г о п р и с у т с т в и я, что он п о т е р я л с о з н а н и е. Когда он пришел в себя, А н г е л Джибрил стоял перед ним...", - так Мэнли П. Холл пересказывает одну из легенд о жизни Магомета в своем "Энциклопедическом изложении Масонской, Герметической, Каббалистической и Розенкрейцеровской Символической Философии" (глава "Вера Ислама"). Молнию может выдержать далеко не каждый: если прямое попадание молнии в незащищенного человека вызывает его мгновенную смерть, то молниеносный экстаз также может представлять смертельную опасность - для непосвященного, который, в принципе, и есть "незащищенный".