Но с другой стороны оно есть созерцание принципиально особого и нового вида, в отличие от тех видов созерцания, какие коррелятивны предметностям иных категорий, в особенности же в отличие от созерцания в обычном более узком смысле, т. е. от созерцания индивидов.
Конечно, в своеобразии сущностного созерцания заключено то, что в его основе лежит главный момент индивидуального созерцания, а именно то, что нечто является, нечто индивидуальное становится зримым, хотя, правда, не предполагается какое-либо схватывание и какое-либо полагание такового в качестве действительности; достоверно то, что вследствие этого невозможно какое-либо сущностное созерцание без свободной возможности поворачивать взгляд на «соответствующее» индивидуальное при складывании сознания единичного образца, — равно как невозможно и обратное тому: индивидуальное созерцание без свободной возможности осуществлять идеацию с направлением взгляда на соответствующие, воплощающиеся в индивидуальном образце зримого сущности; однако все это не меняет решительно ничего в том, что оба вида созерцания принципиально различены, — в суждениях, вроде только что высказанных, лишь заявляет о себе их сущностная сопряженность. Сущностному различию созерцаний отвечает сущностная сопряженность «экзистенции» (здесь очевидно в смысле чего-либо индивидуально здесь-сущего) и «эссенции», факта и эйдоса. Прослеживая подобные взаимосвязи, мы постигаем через усмотрение их те понятийные сущности, какие неотъемлемы от подобных терминов и какие отныне твердо соотносятся с ними, а тем самым аккуратно отделяются любые приставшие особенно к понятиям «эйдос» (идея), «сущность», отчасти мистические мысли[32].
§ 4. Высматривание сущности и фантазия. Познание сущности независимо от любого познания фактов
Эйдос, чистая сущность, может интуитивно воплощаться в данностях опыта, в данностях восприятия, воспоминания и т. д., однако равным образом и в данностях просто фантазии. Сообразно чему мы, постигая сущность в ее самости и из первоисточника, можем исходить как из соответствующих созерцаний опыта, так равным образом и из созерцаний не-опытных, не схватывающих бытие здесь, а «просто во-ображающих».
Если мы порождаем в своей вольной фантазии какие-либо пространственные образования, мелодии, социальные процессы и т. п. или же измышляем акты опытного постижения, акты удовольствия или неудовольствия, акты воления и т. п., то мы можем во всем этом посредством «идеации» усматривать из самого первоисточника многообразные чистые сущности, порою даже и адекватно, — пусть то будут либо сущности пространственных обликов, мелодии, социального процесса и т. д. вообще, либо же сущности обликов, мелодии и т. д. соответственного особенного типа. При этом безразлично, было ли нечто подобное когда-либо дано в актуальном опыте или же нет. Если бы вольное измышление, через посредство какого угодно психологического чуда, повело бы к воображению принципиально новых, к примеру, чувственных данных, каких никогда не было ни в каком опыте, какие и впредь никогда не повстречались бы ни в каком опыте, то это ничего не изменило бы в данности соответствующих сущностей из самого первоисточника, — хотя воображаемые данные — данные отнюдь не действительные.
С этим существенно связано следующее: полагание и прежде всего созерцающее схватывание сущностей ни в какой мере ни имплицирует полагание какого-либо индивидуального существования; истины относительно чистых сущностей не содержат ни малейших утверждений касательно фактов, а следовательно, из них одних невозможно извлечь даже и самой незначительной истины, относящейся к фактам. Подобно тому как всякое мышление о фактах, как всякие высказывания о фактах нуждаются для своего обоснования в опыте (насколько сущность основательности такого мышления необходимо требует такового), так мышление чистых сущностей — мышление несмешанное, т. е. не соединяющее факты и сущности, — требует высматривания сущностей в качестве обосновывающих оснований.
§ 5. Суждение о сущностях и суждения эйдетической всеобщности
Однако необходимо принять во внимание следующее. Судить о сущностях и связанных с ними обстоятельствах и судить эйдетически вообще — это при той широте, какую мы вынуждены придавать последнему понятию, — не одно и то же: не во всех своих высказываниях эйдетическое познание обладает в качестве «предметов о которых» сущностями, — и что тесно связано с этим: сущностное созерцание — взятое, как брали мы его до сих пор — как сознание аналогичное опыту, аналогичное схватыванию существования; как сознание, в каком некая сущность постигается предметно, подобно тому как в опыте постигается нечто индивидуальное, — это не единственное сознание, какое таит в себе сущности, исключая любое полагание существования таковых. Сущности могут интуитивно осознаваться, в известной мере и постигаться, отнюдь не становясь оттого «предметами о которых».
Давайте будем исходить из суждений. Говоря точнее, тут все дело в различии между суждениями о сущностях и такими суждениями, в каковых неопределенно всеобщим образом и не смешиваясь с полаганием чего-либо индивидуального, все же выносятся суждения об индивидуальном, но только исключительно как о единичности сущностного, в модусе того, что вообще. Так, в чистой геометрии мы обыкновенно выносим суждения не об эйдосе «прямое», «угол», «треугольник», «коническое сечение» и т. п., но о прямых и углах вообще или о «как таковых», об индивидуальных треугольниках вообще, о конических сечениях вообще. Подобные всеобщие суждения обладают характером сущностной всеобщности, — «чистой», или, как тоже говорят, «строгой» и вообще «безусловной» всеобщности.
Ради простоты допустим, что речь идет об «аксиомах», о непосредственно очевидных суждениях, к каковым и восходят все прочие, получающие опосредованное обоснование, суждения. Подобные суждения — в той мере, в какой, как это предпосылается здесь, они выносят суждение об индивидуальных единичностях, — для своего ноэтического обоснования, т. е. для своего усмотрения, нуждаются в известном видении сущности, каковое (в модифицированном смысле) можно было бы обозначить и как постижение сущности; но также и это последнее, подобно опредмечивающему сущностному созерцанию, основывается на зримости индивидуальных единичностей сущностей, а не на их опытном постижении. И для них тоже достаточно просто представлений фантазии или же, скорее, зримостей фантазии, — зримое сознается как таковое, оно «является», но оно не постигается как существующее здесь. Если, к примеру, мы судим с сущностной всеобщностью (со всеобщностью «безусловной» и «чистой»): некоторый цвет вообще отличается от некоторого звука вообще, — то этим подтверждается только что сказанное. Единичность, относящаяся к сущности «цвет», и единичность, относящаяся к сущности «звук», интуитивно представляемы, причем именно как отдельное, относящееся к своей сущности; такое отдельное одновременно наличествует и в известного вида созерцании фантазии (без полагания существования) и в сущностном созерцании, — однако, что касается последнего, то не так, чтобы созерцание обращало сущность в предмет. К сущности этой ситуации принадлежит так же и то, что для нас всякий раз и постоянно открыт поворот к соответствующей объективирующей установке, что таковая есть именно сущностная возможность. Сообразно с изменившейся установкой я изменю и само суждение, которое будет в таком случае гласить: сущность («род») «цвет» есть нечто иное, нежели сущность (род) «звук». И так повсеместно.