— Номер пятый!
— Номер девятый!
— Номер пятнадцатый!
Вид этих подчиненных ему секс-бомбочек умиротворяюще подействовал на босса.
— Ах, это вы, милашки! — сказал он ласково. — Что принесли мне нынче? Начинай ты, Скарлет!
— Патрон, — сказала Скарлет, нарушив стойку «смирно» и наклонившись над столом в грациозной позе. — В меня втюрился семнадцатилетний студент, мечтающий сделать карьеру в кино. Он рассказал мне суть сценария, над которым работает.
— Годится, — заключил босс. — Ты записала весь сценарий, пупсик? Отдай его нашим киношникам, пусть займутся им. Теперь твоя очередь, Сильвена. Что с тобой? Ты плачешь? Папаша Меркадье не съест тебя, кошечка! Плачет оттого, что ничего не принесла… Боится меня… Это восхитительно!
Босс любил, чтобы подчиненные, особенно женщины, трепетали перед ним. Какая миленькая секс-бомбочка! Как сильно бьется ее сердечко под плотно обтягивающим свитером!
— Я сделала все, что могла! — прохныкала Сильвена.
— О ком идет речь?
— Поставила на карту все, клянусь вам, мсье Меркадье! Надела бюстгальтер из черного кружева, наклеила ресницы, была хоть куда! Даже сказала ему, что люблю его… Ничего не вышло! Дерево деревом. Молчал, словно набрал в рот воды. Еще никогда в жизни я не чувствовала такого унижения!
В голосе Сильвены звучало благородное негодование.
— Думаю, что он просто равнодушен к женщинам! — закончила она.
От изумления босс потерял на несколько секунд дар речи.
— Как? — прошипел он наконец. — Равнодушен к женщинам? Какая наглость! Он что, спятил? И думает, что это ему пройдет? Ну нет! Равнодушен к женщинам! Мы ему покажем. У папаши Меркадье найдется на него управа!
Он нажал кнопку и заорал в микрофон:
— Пришлите ко мне сейчас же агента номер три! Что-о?
— Вам уже пять раз звонил какой-то тип, мсье, — послышалось из трубки. — Говорит, у него сенсационная идея. Изложить ее хочет только вам.
— Пошлите его к черту! — крикнул босс. — Я не могу тратить время на всех проходимцев, торгующих мыслями!
— Он сказал, что если вы не примете его в течение шести часов, то идея будет продана Максу Порелли.
— В добрый час! — прорычал Меркадье. — Пусть не воображает, что меня можно взять на пушку такой угрозой!
— У него серьезный вид, мсье, — настаивал голос в трубке. — Он вовсе не похож на проходимца. Если позвонит еще раз, что ответить?
— Ладно, пришлите его ко мне. Я ему покажу, где раки зимуют!
— Слушаюсь, мсье.
Трубка умолкла. В кабинет вошел молодой человек и вытянулся перед столом. Девушек уже и след простыл. В Парижском идеогенном центре царила военная дисциплина: быстрота, точность, исполнительность. Времени здесь не теряли.
— Кто тебе разрешил войти? — рявкнул босс (с подчиненными мужского пола он был груб).
— Вы сами меня вызвали, мсье. Номер третий.
— Ах да! — смягчился Меркадье. — Как тебя зовут?
— Кларк Дюпон.
— Ты предан нашему центру, сынок?
— Душой и телом, мсье!
— Ладно. Слушай, я поручу тебе деликатную миссию. Сможешь ты подложить свинью?
— Ради центра, мсье, я готов подложить свинью собственной бабушке!
— Отличный ответ! — пробормотал босс, разнежившись. — Подложить свинью собственной бабушке!.. Ты из хорошего теста, сынок! Получишь повышение. Вот что надо сделать…
Раздался звонок.
— Ну что еще?
— Опять этот тип, мсье.
— Ладно, давайте его сюда!
Босс заскрежетал зубами.
— Ну, я ему пропишу! — злобно прорычал он. — Кларк, сынок, сейчас ты увидишь, как папаша Меркадье расправляется с наглецами!
На молочно-белом экране появилось спокойное молодое лицо.
— Итак, это вы пятьдесят раз в день вызываете директора центра? Вы кто?! Президент США? И хотите говорить со Мною? СО МНОЮ?! И угрожаете продать свою идею Максу Порелли? Но, болван вы этакий, начхал я на ваши идеи! Тащите их к Максу Порелли. Скажите, пожалуйста: он думает, что Филиппа Меркадье можно вызвать по телевидеофону как первого встречного! Знайте, что, если вы осмелитесь побеспокоить меня еще раз, я выключу ваш телевидеофон на три недели!
Запыхавшись, он остановился. Молодой человек на экране и бровью не повел. Затем донесся тягучий голос:
— Прими-ка успокоительную пилюлю, старый хрыч! Это тебе не помешает!
И экран погас.
Еще никогда Филипп Меркадье не был так близок к апоплексическому удару: его лицо приняло фиолетовый оттенок, ему не хватало воздуха, он выпучил глаза. Справившись с волнением, он хрипло потребовал от телевидеофонной станции немедленно соединить его с лицом, только что говорившим с ним.