Можно ли его сравнить с Гёльдерлином или, например, с Рембо?
И можно, и нельзя. Тревоги, смятения, душевные бури — основные мотивы поэзии Нюгарда, но сам он очень дорожил состоянием покоя. И, пожалуй, он воспевал родные места.
А какие именно? Не знаю.
Место с двумя солнцами.
Со многими солнцами.
А как расшифровать фразу, которую Гуннар Экелёф[33] адресовал Улаву Лагеркрантцу[34]: «Я в мире ином живу, а ты пребываешь все там же»?
Одиночество — участь поэтов?
— Чаще всего поэты одиноки, — говорит Хильдегунн и улыбается.
— Значит, ты пишешь книгу странствий? — спрашивает меня Туре.
У Туре — острые черты лица, он напоминает птицу, бдительную и степенную. Кажется, будто он всегда готов совершить что-то неожиданное, но сдерживает себя, словно чего-то ждет.
— Да, я хотел бы написать книгу странствий, — отвечаю я.
— Хорошая идея, — говорит он.
— Хорошая идея, — соглашаюсь я.
Может, потому я и застрял на месте и не могу писать, когда у меня есть хорошие идеи. Нет ничего хуже хороших идей. Они меня раздражают. Хорошие идеи редко превращаются в хорошие книги.
— Неужели чтобы писать хорошие книги, нужны неудачные идеи? — удивляется Элизабет, сестра Хильдегунн.
Все говорят, что сестры очень похожи. Они и впрямь очень похожи — и глаза, и губы. И все-таки внешнее сходство лишь подчеркивает их непохожесть.
У Хильдегунн взгляд поэта.
— Когда пишешь книгу, неважно, какие у тебя идеи, — считает она. — Писать — значит преодолевать сопротивление собственных идей. Если я знаю, что буду писать и как, то не могу писать вообще. Писать — значит блуждать по неведомому пространству, работа опережает замысел книги, а содержание написанного часто глубже и непостижимей того, что ты хотел написать.
— Это ты о поэзии или о прозе?
— Не имеет значения, — говорит Хильдегунн. — Взять хотя бы Толстого. Ведь поначалу он задумал написать роман о судьбах женщин, которых считал аморальными. Он хотел показать, как ужасна участь женщины, изменяющей мужу и забывающей о семье, но роман-то получился совсем о другом. Сам процесс работы над романом привел Толстого, вопреки его воле, к прекрасной и трагической истории об Анне Карениной. Это и есть литература. Мы пишем не то, что задумали, мы создаем прекрасного монстра, как Франкенштейн Мэри Шелли. В процессе работы мы отрекаемся от первоначального замысла.
Туре и Хильдегунн решили отвезти меня к первой развилке, по высокогорной дороге. Горные массивы над Модаленом исполосованы кабелями высокого напряжения. Я сижу на заднем сиденье, с полузакрытыми глазами. Конечно, я и раньше все это видел, эту новую Норвегию, все эти городишки, с их индустриальными пейзажами и электростанциями, они-то и составили основу наших несметных богатств и моей собственной свободы. Туре ведет машину на большой скорости и низких передачах, словно хочет уберечь меня от созерцания опустошенного пейзажа, но я равнодушен. Я хочу в горы, и, когда достигну вершин, эти места мне покажутся далекими и неразличимыми, пока и вовсе не исчезнут из виду. А я буду долго бродить по горным перевалам.
У нас хватает гор и дикой природы. Стоит всего лишь час побродить по горам — и попадаешь в места, почти не тронутые цивилизацией, присутствие людей выдают только пастбища и размеченные тропинки, которые ведут меня в Вардальсбю, в одну из недорогих туристических гостиниц. Когда долго бродишь по горам, следы человеческой деятельности начинают тебя радовать — деревянный мост, каменная стена, маленький сарай. Эти затерянные в горах уголки иногда выглядят так, словно их давно покинули, но у странника есть слух и зрение, он слышит и видит. Здесь обитают и звери, и люди. И тогда он почтительно приподнимает шляпу и приветствует их.
Идет дождь. На мне дождевик, накинутый прямо поверх костюма, и рюкзак, бежевая плоская кепка с маленьким козырьком. Что ж, с меня можно писать портрет одинокого странника, бродящего по горам, мимо хижин и пустых коровников. Хильдегунн Дале писала в своем сборнике стихов «Грезы рек»:
Одиночество. Пара имен. Ты долго бродишь по дорогам, дальним и ближним, пока не сроднишься с ними, а потом остаешься с одним или двумя друзьями, с парой имен, вот и все.
— А вдруг мы заблудились? — думаю я в горах.
Между прочим, горы влияют на психику. Чем ближе и чем выше горы, тем более сосредоточенным ты становишься. В горах ты делаешься более решительным и менее участливым, ты меньше склонен к компромиссу. А это опасно.