— Вот как!
— С некоторых пор нас объединяет чувство стыда, — говорит Нарве. — Мы равнодушны к окружающей среде, а она закабалила нас всех. Стыд и постоянное чувство вины — вот и все наши достижения…
— Похоже, что так.
Хорошее настроение постепенно покидает меня. Солнце уже в зените, но небо кажется темным. Ни облаков, ни ветра, только эта длинная черная асфальтированная дорога, петляющая между уродливыми домами и похожими на заводы амбарами, где скот и птицу содержат взаперти, чтобы они не потеряли в весе или произвели как можно больше яиц. Что скрывает эта тишина — тупость и лень хозяев? Какие они? Кто эти люди, и кто эти животные?
Где мужики, которые косят сено, где женщины, которые развешивают его для просушки, где молодежь, веселая и беспечная? Куда подевались быки с пастбищ, куры с насестов, почему не кукарекают петухи и не блеют козы?
Куда они все делись — овцы и поросята, лошади и собаки, где вообще хутора — неотъемлемая часть норвежского пейзажа?
Этот пейзаж, сдержанный и спокойный, почти загнан на вершины холмов. Усадьба за усадьбой, многие из них заброшены и заросли кустарниками и деревцами, осотом и сорняками. Разрушающиеся дома и пустые амбары, удручающий вид, мы — свидетели исчезновения из жизни чего-то очень важного. Да, можно смело сказать, что западно-норвежское сельское хозяйство на наших глазах кануло в лету.
Меня донимает ностальгия. А какое еще чувство могут вызвать разрушенные фабрики и диктат общества потребления? Это пафосное слово «ностальгия» часто используется в романах и книгах, в газетных статьях и интервью. «Ностальгия» — вот диагноз всех этих глобальных изменений в новейшей истории страны, тотального уничтожения норвежского сельского хозяйства.
Разрушению сельского хозяйства сопутствует полное истребление типичного норвежского пейзажа. Норвежскому пейзажу грозит опасность с двух сторон: на него надвигаются и природа, и цивилизация. Сорняки и застройки оттесняют его. Архитектура окраин копирует архитектуру больших городов. Стоит приехать в любой городок, и ты увидишь стандартный набор — автозаправочную станцию, торговый центр. Дома-особняки американского типа, параболические антенны. Как строить дома — подсказывает телевидение. Большие гаражи, сады, террасы и гриль. Североамериканская семья в саду жарит шашлыки, все одеты как скандинавы. Из Америки в Норвегию сейчас приезжает больше иммигрантов, чем норвежских иммигрантов перемещается в Америку. Американцы берут нас штурмом: они скачут верхом и водят автомобили, они плавают и летают, они врываются в норвежские дома, в норвежские квартиры из телевизоров — и попадают прямо в норвежские будни.
Первое, что мы встречаем по дороге в Гротлер, — это торговый центр. Почта, супермаркет, большая парковка. Мы покупаем несколько упаковок пива и блок сигарет, садимся за стол неподалеку от парковки. Мы устали, нас мучит жажда, мы молчим. Солнце палит, и я чувствую запах соли и моря. Яркий свет и крики чаек.
Вдруг мимо нас проходят две девицы, мы сидим на берегу. Лето. Мы счастливые бездельники: у нас нет никаких планов, никаких дел. Мы так и будем валяться на берегу.
Мы проходим последние километры до Гротлерсандена. Дома становятся все меньше и все старее, их построили давным-давно. Они устояли против непогоды и ветра, эти пристройки и надстройки, против приезжих и туристов. Незатейливые и устойчивые здания словно намертво прикручены к земле невидимыми болтами, они приобрели цвета побережья — песочно-желтый, белый, светло-голубой. Зеленая дверь. Окно с красными гардинами. Цвет мокрого камня, или цвет пятна на клюве у чайки, или морских водорослей, когда их колышет течение. Дома стоят в ряд, фасадами к морю, а на другой стороне узкой дороги под горной грядой, которая вытянута как язык, расположены старые сараи, облупившиеся, почти без краски и смолы, серые как камни, полинявшие и поблекшие.