Нет. Я буду сидеть у окна и смотреть на улицу. Это мое призвание, вечер за вечером сидеть в номере отеля и на расстоянии наблюдать за представлением. Я должен писать. Я хочу написать письмо. До чего же приятно сидеть у окна и понемногу выпивать. Закурить сигарету, дать простор мыслям, они бродят вдоль улиц и ищут чего-то в городе, входят и выходят за дверь, перемещаются вверх и вниз по ступеням как тени, они живут твоей жизнью, подражают твоему голосу и используют твое имя. Постепенно они обретают форму, знакомый тебе облик, они наряжаются в твои одежды и поднимают руки именно так, как это делаешь ты, они заимствуют твои привычки.
Ты сидишь у окна в номере отеля и куришь сигарету. А он ходит по городу и ищет чего-то. Но ты не хочешь себе в этом признаться, он словно раскусил все твои секреты, проник в твои внутренние импульсы и темные желания, он превратил их в мотор, в механизм, в движущую силу, внутреннюю пружину, словно кто-то ведет его вниз по улице, по которой ты не пойдешь. Там он стоит перед какой-то дверью. Он ждет, закуривает сигарету, он сосредоточен и самоуверен, у него нет никаких сомнений, а с какой стати ему собственно, сомневаться? Он хочет войти в эту дверь, подняться по лестнице, он рвется к ней. Он ждет своей очереди, смотрит на руку, на часы, считает секунды и минуты, не имея ни малейшего представления о времени. Просто считает, и все. Одна, две, три, четыре, пять, и снова, и снова. Она появляется на счет три, вместе с ним. Его лицо напоминает лицо того, кто ждет, тень и мужчина обмениваются рукопожатием и коротким приветствием. Они знакомы? Нет, они не знают друг друга да и не могут знать. Они машинально здороваются, теперь они меняются ролями, и один поднимается вверх по лестницам, а другой спускается вниз.
Она раздевается, так же, как он только что одевался. Одеваться, раздеваться, словно они нажимают на кнопку, на какой-то невидимый выключатель, что это на коже — родимое пятно, папиллома, шишка?
Она открывает рот. Она говорит: «Давай обманем смерть». Он согласен, он повторяет эту фразу, он надавливает пальцем на шишку, которая расположилась у нее над пупком. Что это — рана? Царапина? Шрам? Кожа светло-красная и зашита на живую нитку, вся она сшита как тряпичная кукла.
«Давай обманем смерть», — говорит он и наклоняется. Теперь видно, как тень двигается за гардинами в комнате, в номере отеля. Номер похож на все другие номера — окно, постель, зеркало — вот это ты и любишь больше всего, все, что напоминает что-то другое. Нет никаких потерь, нет смерти, нет любви и печали, только повторения и жизнь. Какое наслаждение — сидеть у окна и курить.
Я вспоминаю свой первый приезд в Париж, это было словно вчера, мне исполнилось тогда семнадцать лет. Я путешествовал со своей первой девушкой, ей было шестнадцать лет, мы были вместе чуть больше года. Я до сих пор не понимаю, как мы решились вместе уехать из дома, как наши родители разрешили нам уехать — шестнадцатилетней девушке и семнадцатилетнему юноше.
Мы объездили всю Европу. Сначала дневным поездом доехали из Бергена в Осло, потом ночным поездом добрались до Копенгагена. А утром двинулись в Гамбург, там сели на экспресс, который провез нас через всю Германию, мы ехали день и ночь по долинам великой Германии, а потом по долинам плоской маленькой Бельгии, мы пересекли границу Франции и вечером приехали в Париж, на Северный вокзал.
Стемнело. Мы ничего не знали о Париже, кроме того, что прочитали в каталогах и книгах, впрочем, этого было достаточно: мы хотели в Париж. И вот мы уже в Париже. Мы доехали на метро до Латинского квартала, вышли на станции Сен-Мишель, прошли сто метров и нашли скромный отель, всего одна звезда, под названием «Сен-Северин». Номер на двоих стоил сорок восемь франков. Нас это привело в восторг. Единственное, что омрачало наше настроение, — в отеле не было свободных номеров. Портье демонстративно смерил нас взглядом: вы ведь несовершеннолетние, правда? Мы изголодались и устали, нам надо искупаться и привести себя в порядок, мы в отчаянии, ведь у нас есть деньги, и нам очень нужен номер.
— У нас есть номер, не похожий на другие, — идет на уступку портье. — Обычно мы его не сдаем, он предназначен для постоянных гостей, на дневное время, или они иногда берут его на ночь, а утром переезжают. Так уж и быть, я вас выручу, добро пожаловать в Париж.
Он передал нам ключи и вежливо поклонился, всем своим видом намекая, что мы совершаем роковую ошибку. Номер располагался на самом верху, мы сели в лифт и поднялись на седьмой этаж. Мы ехали, тесно прижимаясь друг к другу. Я спустился вниз и купил бутылку вина и несколько багетов, так мы отпраздновали нашу небольшую победу в отеле и свой приезд в Париж.