У Стратоса Царукаса черные гладкие волосы, острое лицо с большим носом и широким ртом, он смакует виски и с интересом слушает, одновременно он следит боковым зрением за портье и за гостями в зале ресторана.
В обеденном зале — юные греческие красавицы и мужчины. Они сидят группами — звяканье серебряных приборов, фарфора, декольтированные платья, голоса и смех. Мне все очень нравится, но усталость берет свое, я засыпаю прямо в кресле. Он вызывает такси, и мы едем к матери Царукаса, в дом, где нам дали приют.
Две кровати. Коричневые обои в цветочек, деревянные стены, ванная ярко-зеленого цвета. Оказывается, мы поселились в месте, очень приближенном к природе. Мы принимаем душ, ложимся голыми на кроватях, курим сигареты и пьем виски прямо из бутылки. Утром мы отправимся в Лилайю. Это меньше полпути, пройденного нами сегодня, в основном под гору, в общем, легкий поход. Наша одежда сохнет в ванной, она пахнет лошадью и усилиями, потом и мхом. А мы совсем не похожи на детей природы.
Нас будит Стратос. Его мать приготовила завтрак, и мы трапезничаем вместе с семьей Царукаса на кухне. Елена и Коста, их дочь Лия младше Стратоса, на вид ей лет девятнадцать, она похожа на брата, тот же нос и рот, но у нее светлые волосы и бледное лицо. От матери она унаследовала волосы, от отца черты лица. Но выражение лица у нее угрюмое и надменное. Юность. Предрассудки. А мы пахнем природой и цыганской жизнью, нам нравится простой завтрак: крепкий кофе, омлет, хлеб грубого помола и молоко, по вкусу похожее на йогурт. Чудесный завтрак. Прекрасная семья, я фотографирую их, они стоят вокруг стола и позируют, обнимая друг друга.
В городе я приобретаю английское издание басен Эзопа. А еще мы покупаем еду и две литровых бутылки воды. На площади трое пожилых мужчин варят суп в больших котлах, на открытом огне. Сегодня суббота, и традиционно суп варится из овощей и мяса козленка. Маленькие жемчужины из оливок и целые перцы, вкус тимьяна, белого лука и лавровых листочков, мы запиваем суп домашней анисовой водкой.
Мы покидаем Эпталофос в состоянии легкого опьянения.
Адепты пеших походов уверяют, что порой спуски сложнее и напряженнее, чем восхождения. Спускаясь с горы, ты рискуешь ободрать колени и травмировать спину. К тому же, спускаться не так увлекательно. Я даже не знаю почему, возможно, потому, что подъем — это всегда начало, начало нового этапа. Спускаться скучнее, спуск напоминает о конце путешествия. А может быть, спуск напоминает нам о смерти, в то время как восхождение мы всегда связываем с надеждами на новую жизнь.
— Нам надо научиться спускаться вниз с тем же азартом, с каким мы поднимаемся вверх, — считает Нарве.
Ему хочется найти что-то позитивное в спуске. Сверху виден лес, серый и серебристый цвета переливаются на шиферных крышах, дым из труб словно манит и приветствует нас. Внизу мы видим долину и деревню.
Возможно, спуск утомляет еще и потому, что мы заранее видим весь предстоящий маршрут. Вот поворот, который нам предстоит обогнуть, отсюда тропинка ведет через лес, и мы видим его сверху, как и монастырь. Все эти штрихи пейзажа нам уже знакомы, никаких неожиданностей, мы видим монастырский сад, который уже изучали, находясь на вершине. Мы спускаемся. Мы шагаем по шоссе. Скоро у нас появляются царапины и ссадины, подошвы горят, спина ноет. Болят колени и плечи, гудит голова.
От приступа скуки есть лишь единственное средство, считает Нарве, сын доктора. Оно эффективно против убийственного настроения спуска и спасает от депрессии. Единственное веселящее и болеутоляющее средство, которое к тому же стимулирует, это водка, по мнению Нарве. Пожалуй, он прав. Спускаясь, мы время от времени поднимаем себе настроение водкой.
Мы возобновляем нашу старую игру, чтобы хоть немного развлечься: он теперь доктор Дринк, а я профессор Табак.
— Что скажет доктор? — спрашиваю я.
— Надо выпить еще, — отвечает он. — А что посоветует профессор?
— Надо покурить.
— Да разве это поможет?
— Табак улучшает настроение, — считает профессор.
— Где вас этому учили? — недоумевает доктор.
— В Бергенском университете, — говорит профессор.
Оба улыбаются, и доктор, и профессор.
— А вы? Где вы сдавали экзамены?
— В том же университете, на историческом факультете.
— Но ведь у вас нет медицинского образования, — возражаю я.