Мы сидим за столом, в тени, рядом с грилем, а мамаша Заннетос готовит свиной шашлык на углях. В погребе, в свете от угольков она выглядит юной, у нее темные завитые волосы, на ней черная блуза и длинная черная юбка, она обута в сандалии. Она гладит сына по волосам, со стороны может даже показаться, что они любовники. Он пьет украдкой, пока она в погребе готовит еду на пятерых гостей, она занята сервировкой и идет в дом, а он остается с нами. Артур Заннетос ждет, когда мать уйдет, тогда он вытаскивает припрятанное домашнее розовое вино. Он пьет его из керамического кувшина. Кажется, что это какой-то бездонный резервуар.
Мы живем в пансионате три дня и три ночи и пьем вино в больших количествах, а он пьет еще больше. Его не интересуют бутылки в баре, который он обслуживает, разные иностранные бутылки, он любит только это розовое вино. Лучшее вино великой Греции. Сам он безмерно гордится самим собой и своей родиной. Он подсчитывает все суммы в драхмах, самой удобной и ценной мировой валюте, а потом пересчитывает эту ценнейшую валюту на калькуляторе в евро. Артур ничего не имеет против евро, они делают его богаче, но куда ему тратить все эти деньги? Он сам делает вино, которое и выпивает в погребе, днем, и по вечерам, и по ночам. Ведь ему не так уж много и нужно. Сигареты, пара новых солнцезащитных очков, и, возможно, пара кожаных туфель. Одежда на нем всегда одна и та же, темно-синяя сорочка и черные брюки, коричневые кожаные туфли, которые он носит на босу ногу. Вообще-то он выглядит как состоятельный бродяга. В час ночи у него заканчиваются сигареты. Он дает мне денег и посылает в город, в киоск. Поход занимает двадцать минут, вернувшись, я вижу и слышу, что он в стельку пьян. Он еле ворочает языком, а лицо распухло и глаза полны влаги, словно он плачет. Он и впрямь плачет. Алкоголь переполняет его, переливается через край, он вспотел и лыка не вяжет, он плюется и писает перед дверью.
Он уже не владелец гостиницы и кабачка, он горький пропойца, городской пьяница, жалкий и опустившийся.
Но вот в дверях появляется мамаша. Это тайный сигнал, древний сговор. Она в ночной рубашке и с распущенными волосами, она тоже не совсем трезва, но подходит решительно, слегка покачиваясь, к столу, где мы сидим, хватает сына за волосы и, поддерживая, уводит его, она утешает и гладит его по волосам.
Утром она снова в таверне, на кухне. Она накрывает завтрак, сейчас она кажется старше, в свете раннего утра. Быстрые ловкие движения. Конечно, на ней держится весь дом. Пару дней, в конце недели, когда гостей в пансионате было больше — греческие семьи приезжали на отдых, — ей в таверне помогала юная девица, возможно, пятнадцати или шестнадцати лет. Маленькая и смуглая, она почти ничего не говорила, только в знак согласия кивала головой и обслуживала гостей, молча убирала и стирала.
По радио на кухне играет греческая музыка. Солнечный свет струится в окно. Запах жареных яиц и кофе. За столом ближе к двери сидит старик, он наполовину спит. Серебристо-белая борода, черная шляпа на голове, большие очки, похоже, дамские. Он время от времени заглядывает в газету, а потом снова засыпает. Мы едим омлет и жирный белый козий сыр, пьем апельсиновый сок и крепкий кофе.
Сегодня мы пойдем вверх по тропинке, к монастырю на вершине. Это однодневный поход. Мы одалживаем маленький рюкзак, втискиваем в него бутылки с водой и съестные припасы, берем фотоаппараты и записные книжки. Патрик, Джон и Ник, три туриста из Австралии, собираются туда же, но мы выходим раньше. Мы хотим идти сами по себе, чтобы нам никто не мешал, так, как мы привыкли: сначала я, а потом Нарве. Он предпочитает идти вторым, он уверяет, что ему лучше думается, когда он позади. Тот, кто идет впереди, должен все время обращать внимание на дорогу: изучать местность, держаться тропинки, находить направление и принимать решения, куда идти. Нарве считает, что для меня лучшая тренировка — идти впереди. Поскольку я не так много ходил в горные походы, как он. И он прав. Научиться находить дорогу — не так-то просто, это необходимый навык, который нужно тренировать. Я часто думаю о первопроходцах и проводниках, и когда я иду впереди, то понимаю, как это важно — найти точный маршрут, оптимальное направление и поддерживать темп ходьбы. Каждая ошибка нарушает ритм похода, делает его дробным и тяжелым. Поворачивать обратно, чтобы найти нужную дорогу — худшее, что может быть в походе. Любая оплошность оборачивается угнетающими переживаниями, ты теряешь силы и чувство юмора. Поэтому нам надо меняться местами — учиться держаться, и впереди, и позади, и нести ответственность за выбор маршрута. Хотя Нарве уверен, что мне нужно шагать впереди и осваивать искусство проводника. И я уже научился. Я уже довольно хорошо читаю карты, но, что еще важнее, ориентируюсь на местности и нахожу нужную точку, опираясь то ли на интуицию, то ли на здравый смысл и внимание, я нахожу самый удобный и короткий путь через лес и заросли, реки и ручьи, по лугам и полям, по горам и вершинам, через долины, склоны и горные перевалы — тропинку и стежку, по которым нам нужно идти.