Рядом, буквально за соседним столом, постылая Марьянка давала показания. Её визгливый голос перекрывал все прочие разговоры:
— Господин следователь! Дитями клянусь вам, не знаю я — где он!.. Да я знать не знала, что он, подлец, такие богатства попрятал! Да чем хотите поклянусь! Он же, мерзавец, убить меня грозился!.. Бил даже: гляньте, какой синяк наливается! Да вот буквально же сегодня орал на весь дом! «Убью!» — говорил и ругался словами неприличными!.. Да вы хоть слуг-то спросите! Он ить загнал всех по закуткам, но крики-то слышно же было!
Следователь, видимо, чтоб закрыть уже эту тему обратился к толпе сидящих рабов:
— Внимание! Кто сегодня слышал, что хозяин ваш угрожал смертью вашей хозяйке — поднимите руки!
Вокруг завозились, и Светлицын понял, что подлые холопы свидетельствуют против него! Он в ярости оглянулся, чтобы заметить — кто??? — и отомстить!.. и сделал это напрасно. Марианна тоже обернулась, посмотреть — подтвердит ли кто её слова — увидела его в сидящей толпе и пронзительно заверещала:
— Да вот же он! Вот он! — жирная дура визгливо кричала и тыкала пальцем, — Душегуб, мерзавец! Холопскую одёжу напялил!
Арсений вскочил и хотел было побежать, но получил тычок в спину и грохнулся во весь рост. Из кармана вывалились разноцветные камушки, покатились по натёртому паркету…
МЫ С КНЯГИНЕЙ ЕДЕМ ЗА ПРИДАНЫМ
Тот же день, 09.30–12.00
Кельда
Окошко в наших с княгиней теперь довольно плотных графиках выкроить получилось не слишком большое, но раз уж обещались…
Сперва мы таким же огромным поездом, как ездили на ферму к коровам, помчали на самую лучшую лошадиную конюшню, выбрали пару славных лошадок. Цве́та они были удивительного — игреневые, как мне сказали. Тёмно-рыжие, почти бурые — а грива и хвост светлые, как обесцвеченные. Красивые-е-е…
Дальше наш кортеж значительно, слава богу, уменьшился: все мои сельскохозяйственники остались в деталях смотреть конный завод, а мы с княгиней полетели назад, по-быстрому закупать приданое. И не так это страшно оказалось, когда покупаешь для кого-то другого (сама я эту мутотню терпеть не могу). Набрали кучу всякого, придётся, наверное, два возка оформлять. Ну, в принципе, две лошади — два возка. Тяжеловозы же.
Чаю попили в местном ресторанчике. Посетителей попросили не выгонять. Ну, ощущения… Такое со мной было в первый раз — в смысле, когда ты вот кушаешь, а вокруг стоит восемь суровых охранников, красный шеф-повар и потеющий хозяин. Жёстко у них тут…
Потом княгиня сказала, что ей надо бежать: там же люди без неё пашут, неудобно. Я тоже, как вчера и обещалась, поехала к главной кагэбэшной супружнице, как там её по батюшке… Блин… ладно, приеду — отправлю кого-нибудь у слуг аккуратно имя спросить. Вроде нормальная баба. Надо потихоньку мостики выстраивать.
СЮДА ВЕДИ
То же 11. 07 (декабря), 10.30, где-то в Княжеском дворце
Светлицын
Из кареты его выпихнули на дощатый, слегка присыпанный снегом настил, и Арсений с трудом признал княжеский двор. Потому что это был не большой парадный двор, и даже не столовый хозяйственный, на котором ему по долгу службы приходилось иногда бывать, а какой-то совсем другой двор. Дворик даже, маленький и мрачный. То что он был всё-таки княжеский, угадывалось по дежурившим на сразу же захлопнувшемся въезде дружинникам да по знакомым силуэтам возвышающихся башенок.
— Сюда веди! — голос показался знакомым, а мужик в чёрной рабочей форме и тяжёлых берцах — нет. И только когда его втолкнули в низковатые двери и повели по длинному серому бетонному коридору, он понял… Это ж Жуков был! Сам Жуков! Теперь он тяжело шагал сзади, металлически постукивая кованными каблуками.
Князя в боком сидящем на краю грубого стола таком же чёрном мужике, обматывающем запястья длинной чёрной лентой, он тоже не узнал. Даже когда тот подошёл совсем близко и ударил коротко и очень больно. Потом ещё раз. И ещё…
Его били долго, ничего не спрашивая. Не давая даже говорить. Пока бывший барон Светлицын не потерял сознание.
Очнулся он в холодной луже из воды и крови. Второе ведро воды с шуршащей шугой льдинок опрокинулось сверху, отрезая воздух, заставляя кашлять и захлёбываться. Он крупно затрясся от холода и страха, глядя заплывающими глазами на нависающую над ним тёмную фигуру. И только когда мужик наклонился и свистящим шёпотом спросил: