Ну да ладно. С цветов мы и начали. Надо же с чего-то начинать?
Тиредору с парнями был предложен отдельный столик с кофе, чаем и выпечкой.
Он было хотел, как обычно, отбрехаться, мол — служба, а я говорю: и что теперь — с голоду помирать? Целый день за мной ведь хо́дите! На что наш начохраны скроил чопорную эльфийскую мину и вежливо ответствовал, что «в таком случае они воспользуются любезным гостеприимством хозяйки по очереди». И посадил кого-то из парней за стол, замерев по привычке так, чтобы контролировать максимум пространства.
Демир (хороший мальчик) был интеллигентно поглажен по загривку и тоже получил взятку — кусок говяжьей вырезки, но есть не стал: стратегически подвинул миску на одну линию со мной (чтобы караулить в одну сторону, понимаете?) и ждал, пока мужики поедят, чтобы не уменьшать количество охраны больше, чем на одного.
Собеседницей Анна Дмитриевна оказалась интересной, с лёгкостью поддерживала разнообразные темы — от национальной кулинарии до горнорудного производства. Но, как оказалось, более всего её интересовала тема богов. Странно, да? А вот ни фига. Для подавляющего большинства (пожалуй, для 99,99% населения Восточного княжества) общение с богами Новой Земли закончилось прослушиванием первоначального «божественного манифеста» и маленького «дзыня» при переходе (типа: поздравляем, теперь вы на Новой земле!) — и всё! Они не разговаривали с ними, не знали, что можно обратиться с просьбой, не знали даже имён!
Ну вот, поэтому у них и с магией было никак. На всё княжество один маг-любовник!
Они просто не ждали магии. И даже получая крохи — не осознавали их наличия и не использовали. Печалька.
13. ОТКРЫТИЯ
ПОДВАЛ
Всё тот же день, полдень давно прошёл, подвал княжеского дворца
Дознаватели
Иван Петрович вызвал нескольких секретарей.
К полудню в подвал было доставлено ещё четверо разных людей. Предателей — как их про себя обозначил князь, крыс кровососущих… Увидев сжавшийся в углу комок кровавых тряпок, в который превратился Светлицын, они начали говорить взахлёб, наперегонки вываливая информацию.
Прибавилось столов, прочей мебели, канцелярии и света.
Все эти эволюции, безусловно, не остались незамеченными. Люди недоумевали, пугались, верили и не верили; слухи пухли и обрастали додумками и подробностями. Город охватила паника. И вот тогда кое у кого из особо слабонервных товарищей слетели стоп-краны, и они решили унести ноги, пока не поздно.
Двоих поймали на выезде из города.
Один сразу вывалился на снег и начал каяться.
Второй попытался прорваться с боем, успел нанести колотые и рубленые раны нескольким дружинникам, был издалека утыкан стрелами и едва не помер по дороге. Князь, однако, вспомнил, что у барона были с собой маги-лекари, и запросил дружественной помощи.
Лекаршу нашли в местной же больничке (по обмену премудростями, где она как раз участвовала в штопке порубленных бойцов; точнее, показывала медперсоналу возможности ускоренной регенерации) и успели домчать до дознавательного двора.
Бегун уже рассказывал трагическую историю своего падения.
— Петрович! — безопасник присел рядом с князем на тяжёлую скамейку, — Пожрать бы, что ли? Сколько мы уже здесь?
Князь глянул на наручные часы.
— Вот бл*дь!
— Что?
— Ты глянь — трещина! А говорили: противоударные!
Григорьич неопределённо хмыкнул:
— А времени-то сколько?
— Четыре почти.
— Ну вот! А я с утра не жрамши! За́раз всё равно всего не перелопатим…
Подошёл Кузьмич:
— И то! Надо пожрать, голова уж кру́гом.
— Ладно, пошли… Сергей! — князь крикнул адьютанта, — За старшего остаёшься!
— Понял, Иван Петрович! — парень, на удивление выглядевший наглаженным и свежим посреди этого гадюшника, что-то строчил в толстой тетради.
Они пошли по коридору. Тело с отвычки гудело.
— Только чур переоденемся! — выдвинул дополнительное условие Григорьич, — Не могу я как вы.
— В кровище и в дерьмище? — устало усмехнулся Фёдор.
— Ага. Мне надо принять ванну, выпить чашечку ко-офэ…*
*«Бриллиантовая рука», кто забыл
— Будет тебе и ванна, и кофе, — мрачно поддержал шутку князь и понял, что устал смертельно, остановился, упирая руки в бока, — И какава с молоком… Бл*дь, как же мы в такую лужу-то сели, а? — он внезапно почувствовал себя старым-старым, не все свои восемьдесят семь… восемь… лет. Не смог, значит. Не вывез… Дышать стало тяжко, как там, на Старой Земле… Иван Петрович разозлился на себя, на уродов этих, на всё это дерьмо целиком — и со всей дури грохнул кулаком в шершавую бетонную стену. Половинка окончательно лопнувшего стекла отскочила от часов и с весёлым звоном поскакала по полу.