Надоели мне эти нюни, я и сказала:
— Что? Вот что такого вышло, а? Как узясно, что этот урод больше воровать не будет, а баба его толстожопая пойдёт ляхами шевелить и на жизнь зарабатывать, как все порядочные люди? — кругленькая Надежда слегка покраснела, но я была уже в ударе, — Что второго урода, хер его знает кто это ваще был, толпа порвала? Да и в жопу бы он не усрался тебе! Мне одно только жалко — что допросить с пристрастием его не успели. А так — ещё из-за куска говна переживать! — Анна хладнокровно кивнула, соглашаясь, — Мог бы он — и тебя бы продал, и дочку твою! Да всех! Это ж не́людь! Ты хоть знаешь, что с девками в плену происходит? — и я, чисто для примера, рассказала им старую-старую историю, случившуюся с нами едва ли не на второй-третий день, как мы в портал зашли. Про беглых зэков, которые сперва Степану, старшему плотнику нашему, бо́шку проломили, а потом на выводок малолетних эльфят наткнулись; парней просто изувечили, а над девками так покуражились, что двоих я еле как с того света достала, а если бы не помощь богинь — и не достала бы вовсе. И что, кстати, с этими зэками потом стало — тоже рассказала.
Вас, говорю, сколько за́раз зашло? Восемь тыщ человек? Охренеть! Да вы как в тепличке выросли!!! На такую толпищу кто посунется? Пока Борай не окреп, на вас никто и роток раскрыть не мог! Нас было пятьдесят. Пятьдесят, сука, штук! Это ещё если посчитать всех детей старше десяти лет! Ладно, потом ещё почти четыре десятка шпанят набежало, малолеток… Мороки и возни с ними было больше, чем проку. И в первые же месяцы нам пришлось отбиваться и от дураков, и от уродов злобных, которым показалось, что наш кусок слаще остальных. И всё, что мы имеем — за свои кровные выстроено, выращено и выстрадано. И хрен кто у нас хоть что-то отберёт!
Короче, вы поняли, да, что нетрезвая женщина быстро теряет нить рассуждений. Но главного я добилась — бабы перестали страдать и сидели, охреневая. Мы ещё выпили и как-то незаметно перешли на имена.
— Оля, а кто на вас нападал? — Надя смотрела на меня круглыми глазами.
Эх, вы хочете рассказов — их есть у меня!
НАШИ АМАЗОНКИ
Примерно то же время, гостевое крыло Княжеского дворца
Барон Владимир
Барон медленно поднимался по ступеням на второй этаж. Бежать резона не было — дубовые плахи и так охали под его двухтонным весом. К тому же торопиться совершенно некуда — жена пошла в княгинины покои, женскую дипломатию выстраивать.
Дверь на второй этаж оказалась закрыта. Не понял… Он посмотрел на свои перчатки. Дверь красивая, резная, не разворотить бы…
Дружинники столпились за его спиной на лестнице.
— Макс, давай ты.
Макс пару раз стукнул кулаком в створки. Изнутри глухо отозвались:
— Кто там?
— Свои!!! — гаркнул барон. Послышалась возня, скрипы и приглушённые голоса.
— Однако, девки решили что войнушка началась, забаррикадировались! — усмехнулся Макс.
— И правильно сделали, — в открывшуюся щель сперва высунулся наконечник копья, а ниже (на уровне колен) — нос Акташа, который тут же исчез, и разбор заграждения пошёл гораздо бодрее.
Они, и правда, подозревали что-то типа пугачёвского бунта. Все девчонки были с оружием. Лика сидела на отодвинутом сундуке, устало привалившись к стене, одной рукой придерживая живот, а другой — короткое копьё:
— Из наших окон плохо видно, но когда мы заметили, что вы бросили свои места и побежали кельду защищать, то решили что надо на случай чего запереться до вашего подхода.
Женщины обступили барона.
— Что там было-то?.. Драка или что?.. Убили кого? Орали уж сильно…
Барон, сунув шлем под мышку, оглядел своих амазонок:
— В двух словах — уже всё закончено. Почти. Сегодня не рекомендую никуда выходить — народ взбудоражен. В крайнем случае — берём усиленную охрану. И оружие в обязательном порядке. По возможности — устроим себе выходной.
ДВЕ СТОПКИ
Новая Земля, вечер, Столица, 12.07 (декабря).0027
Восточный князь
Иван Петрович смотрел на жиденькую стопку исписанных разными почерками листов.
Подумал, разделил на две.
— Сколько? — спросил Фёдор.
Они с Григорьичем подъехали как договаривались, к пяти — аккурат через пять минут после того, как Сергей, весь день не вылезавший из подвала, прислал князю эту папку.
— Не знаю ещё, щас посмотрим… Солохин… Рутов… Овчинский… так, это что? А-а-а, это всё он. Ишь, подлец, как расписывает! Ему бы романы писать! Шесть листов — не иначе как с площади примчался, так и засел за сочинение!
— Дай хоть глянуть! — у Григорьича руки чесались.