— Обидно, товарищ командующий, — обратился я к Ватутину. — Казалось, все учли, все проверили, отрепетировали даже, и вот — заминка, потери.
— Какие?
— К исходу дня в медсанбат поступило около шестисот раненых... Убитых, к счастью, немного.
Командующий фронтом прошелся по блиндажу, помолчал. Потом медленно повернулся ко мне:
— Пора знать, полковник, что не каждое наступление [31] заканчивается успехом. Но каждое — связано с потерями... Поэтому сейчас уныние не поможет ни вам, ни тем, кто ранен, ни успеху общего дела. Расчет, энергия, уверенность и еще раз расчет решают дело, которое нам доверили выполнить. Так-то. А кровь бойцами вашей дивизии пролита сегодня не зря. Оттянув на себя огонь, они помогли 14-й гвардейской стрелковой дивизии и другим соединениям глубоко вклиниться в оборону врага.
Слова командующего фронтом одновременно и успокаивали и придавали сил...
Мы с Игнатием Федоровичем отбыли на свой командный пункт приободренные.
В 22 часа в трубке послышался голос полковника Ситникова:
— Обошел высоту 228,0 и вышел к вершине балки южнее высоты 226,7...
— Значит, противник отходит?
— Нет. Сопротивляется на высоте 226,7.
— Я дам пятиминутный артналет, а вы атакуйте...
Только к семи утра 22 ноября полки дивизии овладели второй позицией врага и, преследуя его, к полудню продвинулись на 10–12 километров к юго-западу.
Командиры полков докладывали:
Майор Федякин: овладел северной половиной хутора Рубашкин и наступаю на высоту 204,2.
Майор Сушинский (он заменил в канун наступления бывшего комполка Хожулина): овладел южной половиной хутора Рубашкин и наступаю на высоту 220,3.
Полковник Ситников: овладел хутором Дубровский и наступаю на высоту 220,1.
На этом рубеже враг встретил нашу пехоту сильным пулеметным огнем, и она залегла. Днем во время смены наблюдательного пункта я пробрался в боевые порядки 610-го полка — на западную окраину хутора Рубашкин, того самого, где дивизия уже воевала в августе.
В небольшой лощине группа бойцов копошилась у пушки. Заметив меня, сержант Волков доложил:
— Товарищ полковник, захватили исправное 75-миллиметровое орудие и много снарядов.
— Что думаете с ним делать?
— Изучили замок и прицел. Теперь используем орудие по назначению. Ребята считают, что в обратном направлении оно. будет точнехонько бить по фашистам. [32]
Несмотря на ожесточенные бои, настроение у бойцов было приподнятое, и это порадовало меня.
Неожиданно поблизости стали рваться снаряды, засвистели пули.
— Товарищ полковник, — оглядевшись по сторонам, сказал сержант, — наш участок часто простреливает враг, а укрытия нет. Опасно...
— За заботу спасибо. Но уходить не собираюсь. Кому нужен комдив без бойцов? А вот вам надо беречь и себя, и командира...
Солдаты поняли с полуслова и тут же взялись углублять воронки от снарядов. А огонь усиливался...
— На левом фланге контратаки врага!.. — крикнул наблюдатель.
Сержант Волков скомандовал «К бою!». Члены его расчета бросились к трофейной пушке. Через несколько секунд гулко хлопнул первый выстрел.
К утру 23 ноября 592-й и 610-й полки возобновили наступление и продвинулись еще на два-три километра. Но плотный огонь неприятеля заставил бойцов залечь.
А на рассвете следующего дня, подтянув две неполные пехотные дивизии, немцы по открытой местности стали атаковать боевые порядки 203-й. Ветер со снежной крупой слепил наших бойцов. Это и старались использовать гитлеровцы. Температура понизилась до минус 12 градусов. Но никто не думал о холоде, на поле боя разгорались жаркие схватки.
Как прав был командарм генерал В. И. Кузнецов, который еще до начала контрнаступления поставил нашей дивизии задачу быстро закрепиться на захваченных в ходе наступления рубежах. Он предполагал, что именно на нашем участке противник попытается подсечь основание ударной группировки Юго-Западного фронта. И предположение командарма оправдалось.
В тот день немецко-румынские войска произвели 15 контратак.
Напряжение нарастало с каждой минутой.
— Алло, десятый! Товарищ десятый! — вызывал меня по телефону майор Беспалько. — Докладываю от полковника Ситникова. Полк отбил пятую контратаку. Был в батальоне у Ладыченко... Укрытий у воинов почти нет, промерзлую землю не отколупнешь, сам пробовал. Но люди дерутся здорово. [33]
— А выдержат?
— Твердо уверен в этом... — спокойно сказал начальник политотдела. Он, как всегда, безошибочно определил самый трудный в ту минуту участок...
— Поберегите себя...
— Да я что? С такими орлами... — Беспалько не договорил: началась шестая контратака гитлеровцев.
Именно в этом бою замечательный подвиг совершил наш красноармеец Б. И. Терентьев, ставший первым Героем Советского Союза в 203-й дивизии.
Восточнее высоты 220,1 враг пошел в атаку при поддержке огня артиллерии и минометов.
Комсомолец Борис Терентьев, пулеметчик 619-го полка, лежал в боевом расчете у своего «максима». Нет-нет да и попадали в щиток пулемета комья промерзлой земли, выхваченные близкими разрывами.
— Стреляй по гадам, — поторапливал второй номер.
— Обожди, не горячись, — успокаивал напарника Борис.
Фашисты тем временем неумолимо приближались к позиции расчета.
— Да стреляй же! — не унимался напарник.
— Спокойно, — отвечал Борис, держа пальцы на гашетке пулемета. — Спокойно...
Гитлеровцы тем временем приблизились уже метров на двести. Убедившись, что бойцы ведут несильный огонь из винтовок, а пулемет молчит, они попытались сделать резкий рывок вперед.
Тут-то и заработал «максим». А уже через минуту фашисты попятились, оставив на снегу не один десяток убитых. Контратака была отбита.
Но передышка для нашего пулеметчика оказалась недолгой. Немцы вторично ринулись в контратаку.
И снова Терентьев подпустил их поближе, прежде чем дал длинную очередь. Убедившись, что огонь косит вражеские цепи, Борис сказал напарнику, что пора менять позицию.
— Иначе засекут — и каюк! — громко крикнул он.
Пулеметчики едва сделали несколько шагов по снежному полю, как рухнул на землю смертельно раненный второй номер.
— Подносчик, ленту! — решительно скомандовал Терентьев. [34]
Теперь ему предстояло действовать одному. Он нажал на гашетку. Ствол «максима» быстро накалился.
— Еще ленту! — крикнул Борис и, не глядя, привычно протянул руку в ту сторону, где находился подносчик. Потом раздраженно обернулся — его товарищ лежал в двух метрах окровавленный и недвижимый, с двумя коробками патронов...
В один прыжок Терентьев оказался рядом, мигом подхватил коробки и снова приник к пулемету.
Перед четвертой контратакой он притащил и положил рядом с собой с десяток пулеметных коробок.
Пятую контратаку комсомолец Терентьев отбивал длинными очередями: пальцы рук свело от страшного напряжения. То ли осколком, то ли пулей с него сорвало шапку.
Шестую контратаку немцы начали, когда едва стали сгущаться сумерки: явно решили до наступления темноты прорваться через наши порядки и миновать проклятый пулемет, к которому никак не могли подобраться...
Гитлеровцы были уже в нескольких десятках метров, когда где-то сбоку, совсем рядом, неожиданно грохнул взрыв. «Максим» покачнулся. Терентьев почувствовал, как что-то со страшной силой ударило по правой ноге, и впал в забытье...
Рядом гремел бой: противник пытался прорваться через боевые порядки 619-го полка. На левом фланге бронебойщики отбивали танковую атаку. Дивизия, выполняя свою задачу, не давала гитлеровцам разорвать на ее участке стальное кольцо гигантского окружения. Выполнял свою задачу и пулеметчик Борис Терентьев. Очнувшись, он снова стал поливать противника огненными струями. Но вскоре опять потерял сознание.