Затем он предупредил меня, что постоянный страх разоблачения и разочарование, являющееся неотъемлемой частью секретной работы, может проявляться как сексуальное возбуждение.
— Следи за этим и будь готова.
В ту ночь он познакомил меня с Анной.
В течение двух месяцев она преподавала мне уроки стриптиза на шесте и научила некоторым действительно интересным движениям, которые выглядели очень красиво и профессионально, но не подходили для выполнения гимнасткам.
За неделю, до начала моей новой жизни в личности Лили Харт, мне сделали маникюр и добавили моим волосам гламурную прекрасную изюминку. Я посмотрела в зеркало — на меня смотрела другая личность.
Накануне я должна была познакомиться с Патриком, который должен был отвезти меня на кастинг в «Эдем», а также я съездила навестить родителей. Мы пообедали вместе в ресторане, и я поняла, как мне не хватает Льюка, еще больше, нежели обычно. Отец сказал, что очень гордится мной.
— Когда ты приедешь навестить нас снова? — спросила мама и тихо заплакала.
— Я не знаю, но обещаю звонить, — я на самом деле хотела начать новую жизнь. Я хотела перестать быть Лили Стром и начать свое новое существование, как Лили Харт.
В то утро я стояла совсем близко к Робину, и он обнял меня, прежде чем я ушла, чтобы начать выполнять свое задание. Его прощальными словами были: «Никогда не теряй осторожности, помни, одно неверное движение может разрушить все».
Но слова, застрявшие у меня в голове и преследующие меня постоянно, которые он сказал, когда мы обедали в китайском ресторане, не давали мне покоя — самое одинокое место в мире, именно то, в котором приходится жить офицерам под прикрытием, изображая из себя другую вымышленную личность.
Забери меня
В город-рай,
Где трава зелёная
И девушки красивы.
О, пожалуйста, забери меня домой!
Guns ’N’ Roses, Paradise City (Город-рай)
8.
Лили Харт
Вы когда-нибудь вынуждены были сделать шаг, который заранее знали, что он будет ошибкой, но не могли остановить себя?
Возвращение домой из «Tate Modern» было, как в тумане. Я слепо шла по улицам Лондона, повторяя себе снова и снова, что я длаю это ради Льюка. Я стараюсь вспомнить его образ, но он ускользает от меня. Я вижу Джека без рубашки на лошади, Джека, пристально смотрящего на меня. Джека в забрызганном кровью костюме в квартире Мелани. Джека со слезами на глазах. Джека обнимающего меня. Джека целующего меня. Джека улыбающегося. Джека смеющегося. Джека. Джека. Джека.
Я останавливаюсь и гордо поднимаю голову, у меня такое чувство, что моя голова сейчас лопнет.
— Вы в порядке? — спрашивает меня кто-то.
Я поднимаю глаза, мужчина смотрит на меня. Он, кажется, обеспокоенным.
— Да, — автоматически говорю я. Это даже близко не похоже на истину.
— Хорошо, — говорит он и идет дальше.
Слова Робина проносятся у меня в голове:
«В конце операции ты будешь вынуждена уничтожить все атрибуты твоей подставной личности — волосы, одежду, больше никогда не встречаться с людьми, с которыми ты подружишься, чтобы вернуться к своей нормальной жизни».
Маленький, неуверенный голос в моей голове спрашивает: «А как насчет людей, которых ты полюбила?» Я отстукиваю воинствующее сообщение для промывания мозгов. «В первую очередь я офицер полиции».
Я должна делать правильные вещи.
Я иду до тех пор, пока не начинают болеть ноги, потом останавливаюсь и беру первое попавшееся такси. Внутри машины я смотрю в окно, но при этом ничего не вижу. Такси высаживает меня возле дома. Я смотрю ему вслед, стоя внизу коротких ступенек для пожилых людей. Мои ноги налиты свинцом. В конце концов, мое сердце начинает плакать, я поднимаюсь вверх по лестнице.
Открыв входную дверь, я сразу же понимаю: он дома. Прохожу по коридору и открываю дверь в гостиную.
Один взгляд на него напоминает, словно я прыгнула в ледяную реку — огромное чувство вины. Господи, такое чувство вины. Я знаю: я нырнула слишком глубоко. Я нарушила самое главное правило — я не смогла разделить, свою подставную личность, и кто я есть на самом деле. Я позволила себе не разумно перепутать психологические портреты.