Наконец, отец смог разжать пальцы моего плотно сжатого кулака. Оцепенев от ужаса, я смотрела, как дождь превращает пепел в серую грязь на моей ладони и смывает Льюка навсегда.
На обратном пути тучи развеялись, показалось яркое синие небо, такое же, как были глаза у моего брата. Такое синие, что хочется плакать.
И я зарыдала.
2.
После этого я просто развалилась на части. Никто не мог понять какой болью для меня это было. Ни один. Они понятия не имели, какие острые зубы вины разрывали мои внутренности, или по поводу вездесущей скорби, которая сковала мое сердце, крепко сжав, словно мускулистая анаконда, каждый раз, когда я выдыхала.
Я не была там с ним.
Мои сны все время возвращали меня назад, к нему убитому, лежащему на том полу. В снах я стояла у окна, бледная, еле двигающаяся, мои волосы развивались словно водоросли в воде, и наблюдала, как он всаживает иглу в свою руку. Я была свидетелем. Я была там, чтобы увидеть лестницу, которую пропустила в темноте.
Я просыпалась, дрожа от ярости. Ярости на всех. Никто не был застрахован от этого. Особенно я. Я спрыгивала на пол и, как зверь в клетке, беспокойно мерила шагами спальню несколько часов подряд.
Последний запах его (его запах после того, как клетки его тела перестали воспроизводить самих себя и репродуктировать), превратившись в букет из сырого мяса, напоминавшем его неживую оболочку. Призыв. Предназначение. Опасно соблазнительное. Мое существование превратилось в ад. Я хотела сбежать. В тот день на катере я видела Льюка над океаном, сквозь дождь, ветер и голубое небо. Я хотела всего этого, и туда к Льюке тоже.
Параллельный мир... я почти ушла в него.
После одной неудачной попытки, моя мать смотрела на меня в шоке, укоризненным взглядом, мой отчаявшийся отец, который был врачом спокойно убедил меня, начать временное лечение антидепрессантами.
— Это не выйдет за пределы нашей семьи, никто не узнает, — сказал он, чувствуя ужасную вину, что не смог сберечь Льюка и пряча от меня глаза.
Я взяла ужасные таблетки, которые он мне дал. Они сделали свою работу. Они изгнали мою невыносимую скорбь, но я жила в состоянии невесомости, говорила только когда ко мне обращались, ела, когда еда была поставлена передо мной. И я думаю, что я могла бы так и влачить свое жалкое существование, вышагивая в своих мечтах и паря на облаке, отправляясь в унылый край навсегда, если бы не визит к токсикологу.
Он заставил меня почувствовать боль, и это разбудило меня.
Мистер Файфилд был маленький, трудолюбивый, приятный, хорошо ухоженный. Он открыл файл моего брата, как будто это было самая важная вещь, которая ему предстояло сделать, и в день похорон голосом великого режиссера объяснил некоторые детали, содержащиеся внутри. Я слушала его голос, раздававшийся в комнате, сложа руки, пока одно предложение не заставило мою кровь запульсировать, причем с такой скоростью, что мне показалось, что она просто врезается мне в мозг.
Ух ты! Я открыла рот и громко-при громко выдохнула.
Мои родители испуганно посмотрели на меня.
— Но Льюк умер от передозировки, — выпалила я. Мой голос был неестественным, гортанным.
Мистер Файфилд поднял на меня свой странный чистый взгляд, потом перевел его на моих родителей.
— Он умер от передозировки, потому что героин, который он употреблял, был приправлен ацетил фентанилом. Фентанил — наркотики с обезболивающими не подлежат совместному использованию и применению в медицине. Его обычно назначают онкологическим больным в качестве последнего средства. Он в пятнадцать раз сильнее, чем героин и в сто раз сильнее, чем морфин.
Я плохо в своем состоянии понимала его научные термины, но факт был неизбежным. Я уставилась на мистера Файфилда широко раскрытыми глазами и дрожа всем телом.
— Зная, что это может убить его... они все равно продали ему это, — сказала я шепотом.
Он посмотрел на меня так, словно я была глупой или безумно наивной.
— Боюсь, что так.
Мое дыхание участилось. Родители собрались вокруг меня, пытаясь успокоить. Я промямлила, что мне нужен стакан воды, который секретарь мистера Файфилда тут же принесла. Я выпила его весь, не сказав больше ни слова, но теперь я была готова начать жить снова.
В течение последующих нескольких дней я приняла решение, что вступлю в войну с наркотиками. Я пообещала это в память о Льюке. Я пообещала, что сделаю все, что в моих силах, остановить и не допустить того, что произошло с ним, хотя бы с другими. Ведь кому-то я бы смогла спасти жизнь в память о Льюке.