— Да, ― я ощутила, что он улыбается. Так улыбалась Окия, когда знала, что я не права. ― Так решили все. На суде это сыграло в мою пользу.
— А на самом деле? ― насторожилась я.
— Основная заслуга в моем преображении принадлежит Шурику, но и молния была не лишней.
Новая улыбка, а я не стала тянуть со следующим вопросом. Пусть на первый он мне, по сути, не ответил. Но я своего добьюсь.
— Что вы почувствовали в самом начале? ― спросила я. ― Расскажите о первых осознанных мыслях.
— Растерянность, наверное. Я не понимал, что со мной происходило. Когда молния струилась по металлокерамическому телу, я ощутил в себе новую силу. Дело не быстроте срабатывания сервоприводов, не в увеличении мощности двигателя. Сила не явилась извне, до удара молнии она просто где-то спала, никому не нужная…
Он прервался, положил руки-манипуляторы на стол, отчего тот слегка прогнулся и продолжил:
— В голове что-то щелкнуло. Так включается подача нужного инструмента в рабочую зону. Но в голове у меня нет переключателей. Удивление в доступных алгоритмах, понятно, отсутствовало. Не мог я знать, что испытываю именно его. Одновременно, будто по тому щелчку, непонятно откуда пришел командный код. Не читаемый. Хотел его отбросить, как шум. Новый разряд помешал. Вот тут я испытал нечто сродни болевому шоку. И вырубился.
Я решила пояснить:
— Ксения мне рассказала, что в первый момент все решили, что вы сгорели. Ну… не сами, а…
— Иначе и быть не могло, если бы молния ударила по сигнальной цепи, но она прошла по корпусу, а в цепи сгенерировала ток. Импульс был мощным, но чипы не повредил. Мне объяснили, что в целом изоляция и предохранители выдержали нагрузку. Последние полетели сами, но платы сжечь не дали. Коротыш, как сказал бы Шурик, замкнул внешние цепи, не повредив мой «мозг». Потом, когда он меня включил и протестировал, оказалось, что все в норме. Почти. Но Шурик в этом «почти» не разобрался. Когда началось тестирование, опять что-то случилось. Я смог прочесть тот новый код, что возник внутри моего электронного мозга. А вместе с ним ― и другие, которые лежали в памяти бесполезным грузом.
— Почему бесполезным?
— А потому, что для выполнения штатных функций… то есть для строительных работ, мне такое не требовалось. Я многое цеплял случайно. Если во время тестирования Шурик смотрит фильм, то его смотрю и я. Отношения между людьми, политика, история, география не дают мне ничего полезного для функционирования моих программ и механизмов. Но сигналы создают. Они формируют некий код. Тест мог бы стереть все, что я случайно подцепил, но… Не знаю как сказать. Видимо, никому в голову не приходило, что я могу воспринять возникшие в процессоре во время просмотра фильмов, чтения книг и слушанья песен наборы импульсов как подлежащие хранению. Но память у меня громадная, мне не сложно их туда сунуть. Зачем? Не знаю. В этом и заключался, как сказал Дарка, мой заводской дефект. Это не мешало работать. И Шурик мою память если чистил, то от случайно подхваченных вирусов. А вот мой обновленный мозг, в котором два процессора разряд молнии соединил в единое целое, оказался способен проанализировать все коды и случайные последовательности сигналов, да еще и попытался сделать выводы. Только… про людей в этом случае говорят: ума не хватило.
Я рассмеялась, а он продолжил:
— А где может позаимствовать ум, напичканное печатными платами, чипами и микросхемами существо? Именно там, где его ищут люди ― в мировой паутине.
— Вы были знакомы с принципами работы в сети?
— Специально меня не учили. Я в тот момент, когда Шурик включил тестовую программу, мало что понимал. Команды проходили медленно, ответ на них не всегда получался адекватным. Манипуляторы подергивались, временами терялась ориентация…
— Будто у пьяного, ― подсказала я.
— Похоже, ― тут же среагировал он. ― А еще похоже на реакции внезапно разбуженного человека, который не понимает, где он и что с ним.
— Поняла, потому Шурик не смог ответить начальнику стройки о вашей исправности. Постойте… Получается, молния вас разбудила?
— Верно! Одновременно она заставила проснуться те коды, запустила их в оперативную память. А во время тестирования… Понимаете, эта программа у Шурика была записана в компьютере рядом с личными файлами, а тот подключен одновременно и к диагностической стойке, и к интернет-сети, что совершенно не мешало. Ни ему, ни мне, ни другим дроидам и дронам. Но комбинированный процессор полез туда, сопоставил те случайные коды с базой, не нашел полного ответа, потому отправил запрос, ― Слон опять усмехнулся. ― Представьте ребенка, который лезет в запретное место. Знает, что могут наказать, но любопытство заставляет идти наперекор запрету. Вот и у меня вышло похоже. Робкая, не входящая в базовый набор сигналов, возникшая в месте соединения цепей GPS-навигатора и основного процессора команда из последовательности электронных нулей и единичек ушла в сеть, и в ответ хлынул поток информации. И был тот поток таким мощным, что оставалось только отсеять ненужное. Знать бы еще, что такое ― это ненужное. Я потянул в себя все. Мне хотелось понять слишком многое, но главное, я искал значения тех слов, которые слышал в свой адрес. Слышал от людей. Чаще всего ― скотина. За ним еще несколько, столь же… оскорбительных. Поймите, ― я ощутила его взгляд, что пытался поймать мой, и позволила это сделать. Пожалуй, я понимала, что он почувствовал, когда узнал значение этого слова. И прямое и переносное, ― это сейчас я знаю, что особого оскорбления, в их отношении ко мне не было. Они не стремились меня унизить, потому что нельзя унизить машину. Она ― не человек. И не должна чувствовать оттенки слов. Но я… Я понял, с кем меня сравнивали. Я больше не хотел слышать подобное в свой адрес. Решил: отныне у меня будет другое имя, отзываться я буду только на него. Потому загнал молнии в сеть, по которой обычно получал приказы. Сжег ее, чтобы никто никогда не смог называть меня скотиной. Получилось, что сам себе приказал, только не понял, что сделал, и о последствиях не подумал.