Есть и еще одна, отнюдь не последняя, причина, почему идеологические кампании заслуживают самого пристального внимания. Дело в том, что через горнило кампаний прошли практически все историки, впоследствии ставшие гордостью советской, а затем и российской исторической науки, символом ее достижений и традиций. Многочисленные биографии, посвященные уходящему поколению классиков, в которых послевоенные погромы неизбежно всплывают в качестве биографических фактов, нередко засорены ошибками и оценочными передержками. Сложившаяся историографическая ситуация напоминает перепутанный пазл, в котором общая картина никак не желает складываться. Одни части картинки уже собраны, другие хаотично собираются, третьи — потеряны, а четвертые вообще не нарисованы. Собрать этот пазл и представить более или менее целостную картину — одна из задач предлагаемой книги.
Территориальные рамки исследования ограничиваются столицами — Москвой и Ленинградом. Преимущество отдается Москве. Это связано и с доступностью для автора местных архивов, и с тем простым соображением, что именно здесь, где были сосредоточены ведущие научные силы Страны Советов, идеологические кампании прошли наиболее шумно, а полученный материал может служить прочным фундаментом в объяснении процессов. Региональные образовательные и научные центры сознательно оставлены за скобками. Автор исходил из постулата, что прохождение кампаний определялось состоянием среды историков. Поэтому учет национальных (в союзных республиках) и региональных специфик — задача кропотливая и крайне непростая. Распутывание сложной паутины местных связей и конфликтов требует особых усилий и немалого времени. Оставим это местным исследователям. Тем более что процесс уже идет полным ходом и дает крайне интересные результаты, заметно отличающиеся от столичных.
В центре внимания отнюдь не случайно оказывается Институт истории АН СССР (включая и Ленинградское отделение Института истории (ЛОИИ)). Институт являлся центральным научно-исследовательским учреждением, в котором были сосредоточены лучшие историки страны. Поэтому Институт оказался в самом эпицентре кампаний. События, проходившие в вузах, представляются вторичными. Есть и еще одни нюанс. Архивы Института несравненно лучше сохранились и более доступны, чем документация высших учебных заведений. Это позволяет если не восстановить картину полностью, то, во всяком случае, получить более или менее целостный событийный ряд.
Теперь немного о структуре текста. Он комбинирует проблемные и нарративные главы. Первые преимущественно посвящены явлениям, вторые — событиям. Поскольку в центре внимания неизбежно оказываются собрания, реализующие установки кампаний, то источниковой основой стали стенограммы и протоколы, а также опубликованные отчеты. Такая ситуация ставила вполне конкретный вопрос: как выстраивать архитектонику текста, описывающего собрания? Можно было предложить в основе аналитический текст, где были бы показаны основные тенденции, типология и т. д. Но в этом случае есть серьезное возражение. Дело в том, что каждое собрание обладало собственной внутренней драматургией, захватывающей читающего стенограммы. «…Чтение оказалось настолько захватывающим, что от него было невозможно оторваться»[1], — делится своими впечатлениями Ю. П. Зарецкий от ознакомления со стенограммой заседания кафедры истории средних веков МГУ в 1949 г. Таково странное обаяние трагедии. Поэтому в итоге был выбран второй вариант, повествовательный в основе, построенный на «плотном описании», когда читателю предлагается достаточно подробный, хронологически последовательный ход собраний.
И последнее. Многие из фактов, приведенных в книге, не поддаются однозначной моральной оценке. По наблюдению современного исследователя Л. А. Сидоровой, «…корпоративная солидарность, не говоря уже о нравственной позиции историка, в условиях интенсивных идеологических чисток середины прошлого века постоянно давала сбои.»[2]. Понимаю, что монография может вызвать гнев и недоумение части читателей, которые будут задаваться резонным вопросом: «Зачем былое ворошить, кому так легче станет жить?!» Поэтому подчеркну, что при исследовании руководствовался замечательным завещанием М. Блока: «Понимать, а не судить!»[3].
2
Сидорова Л. А. Советская историческая наука середины XX века: Синтез трех поколений историков. М., 2008. С. 47.