Правительственная комиссия, на которую было возложено обследование министерства при передаче дел[36], предъявила бывшему министру вполне традиционные обвинения, которые носили для сталинского времени универсальный характер:
«В аппарате Министерства нарушается государственная дисциплина.
Ряд постановлений и распоряжений правительства, а также приказов и заданий министра не выполнялся или выполнялся формально, с нарушением установленных сроков. ‹…›
Руководство Министерства устранилось от рассмотрения жалоб и заявлений, передоверив это дело второстепенным работникам.
Общая недисциплинированность в аппарате привела к несоблюдению государственной тайны.
Лично бывший министр Калашников А. Г. допустил грубые нарушения установленного порядка сношения с представителями иностранных государств.
Многие, в том числе руководящие работники, нарушают Инструкцию по ведению секретного делопроизводства»[37].
Поскольку в данном случае не было цели политического или физического уничтожения прежнего министра, А. Г. Калашников просто был смещен в кресло заместителя. Однако в аналогичной ситуации подобные обвинения могли заканчиваться и намного хуже.
Вместе с тем бывшему министру вменялись и ошибки идеологического характера:
«Коллегией не рассматривались программно-методические документы и важнейшие учебники. Несмотря на прямое указание Совета Министров РСФСР, материалы по делу профессоров Клюевой и Роскина не были обсуждены на Коллегии»[38].
Отметим здесь, что такое обвинение выглядит абсурдным, поскольку сам гриф документа – «Закрытое письмо ЦК ВКП(б) о деле профессоров Клюевой и Роскина» – исключал его вынесение на обсуждение Коллегии без соответствующей санкции ЦК. Тогда как в установленном порядке, на закрытом собрании парторганизации Министерства, дело Клюевой и Роскина было рассмотрено.
Также при передаче дел министерства особо отмечалось, что «руководство Министерства просвещения РСФСР не сделало всех необходимых выводов из постановлений партии и правительства о школе и решений ЦК ВКП(б) по идеологическим вопросам»[39].
В Москве А. А. Вознесенский деятельно занялся школьным образованием, не оставляя славянский вопрос. Оставался он и членом президиума Научно-методического совета при министре высшего образования СССР, куда он был назначен 4 ноября 1947 г. приказом С. В. Кафтанова[40].
Ко времени назначения А. А. Вознесенского на пост министра просвещения РСФСР
«…в ЦК партии сложилось резко критическое отношение к деятельности Академии педагогических наук и ее президента И. А. Каирова. Александру Алексеевичу было даже предложено параллельно с министерством взять на себя и руководство академией. Он отказался, заявив, что поможет президенту в течение полугода выправить положение. И действительно, они постоянно, даже по воскресеньям (тогда был один выходной день в неделю), чаще всего в доме отдыха “Сосны”, работали над проблемами академии до тех пор, пока вопросы к ней не были сняты»[41].
Новый министр просвещения был человеком большого масштаба и не меньших амбиций:
«Сочетание научной глубины с деловитостью, умение мыслить масштабно, перспективно с оперативностью и четкой организованностью – вот что отличало стиль работы самого А. А. Вознесенского. Но прежде всего – большевистская партийность, коммунистическая идейность, безграничная преданность делу партии, верность своему партийному и государственному долгу, высокое чувство ответственности перед партией и народом. Прежде всего он был коммунист и как коммунист честно и самоотверженно, не жалея сил, трудился на том участке, на который его поставила партия»[42].
Понимание текущего политического момента диктовало новому министру первоочередную задачу – повышение идеологического уровня преподавания, а наиболее важной тогда была область преподавания литературы. Опыт руководства Ленинградским университетом, хорошие отношения со многими профессорами-филологами (особенно с М. П. Алексеевым), а также поддержка секретарей ЦК ВКП(б) А. А. Жданова и А. А. Кузнецова помогли ему в осуществлении планов.
«Большой государственный деятель, ученый с широким кругозором, коммунист ленинского стиля, он умел видеть главное и основное, что на том этапе определяло развитие народного образования. Школу он рассматривал как важнейший участок идеологической работы, как учреждение ответственное за идейно-политическое воспитание детей и юношества, за формирование у молодежи коммунистических взглядов и убеждений, коммунистического отношения к жизни, к труду. ‹…› И новый министр сосредоточил свое внимание и усилия аппарата министерства именно на проблемах идейно-теоретического уровня преподавания. Прежде всего его внимание привлекли дисциплины гуманитарного цикла, особенно литература, которой по праву принадлежит роль учебника жизни в системе школьного образования.
36
В состав комиссии вошли: заместитель председателя СМ РСФСР И. П. Далматов (председатель), член Оргбюро ЦК ВКП(б) Н. Н. Шаталин, 1-й секретарь ЦК ВЛКСМ Н. А. Михайлов, сотрудники Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Н. Н. Яковлев (заведующий отделом школ), Н. М. Васильев, А. Стулов. Председатель комиссии И. П. Далматов докладывал о работе комиссии непосредственно А. А. Жданову.
37
РГАСПИ. Ф. 17 (ЦК ВКП(б)). Оп. 125. Д. 626 (Акт приема-передачи Министерства просвещения РСФСР от 21 февраля 1948 г.). Л. 123.
40
Об утверждении состава научно-методического совета при Министре высшего образования СССР // Бюллетень Министерства высшего образования СССР. М., 1947. № 12. Декабрь. С. 15.
42