Все это давало возможность буржуазным идеологам и политикам направить неприязнь к некоторым специфическим постулатам иудаизма в расово-национальное русло. Согласно сочинениям идеологов иудаизма, носителями «мессианской» роли были иудеи-семиты. Немецкий буржуазный национализм стремился трактовать этот тезис совсем по-иному, представив семитов исключительными носителями тех пороков, которые сопутствовали буржуазному обществу. Не случайно В. И. Лепин назвал антисемитизм «гнусным раздуванием расовой особности и национальной вражды» 21.
Напомним, что до второй половины XIX в. крещеные евреи в Европе не испытывали никаких ограничений со стороны властей. Даже в царской России крещение уравнивало еврея в правах (причем не с крестьянами, которые прав не имели, а с русскими буржуа). В этих условиях антисемитизм становился средством политической борьбы, которое применялось всеми реакционными силами.
Но тут надо иметь в виду и следующее. Поскольку на повестку дня становилась борьба за свержение буржуазного строя, а «еврейство», торгашество, так или иначе являлось выражением мировоззрения этого общества, среди социалистов порой распространялись не только антииудаистские, но и антисемитские настроения.
Ф. Энгельс резко осудил попытки навязать социал-демократии антисемитизм как средство борьбы с буржуазным строем. Говоря об истоках антисемитизма, он подчеркивал, что «это не что иное, как реакция средневековых, гибнущих общественных слоев против современного общества»22. Решительно осуждая антисемитизм, Ф. Энгельс в то же время подчеркивал, что «мирское» содержание иудаизма, как религии, выражающей существо буржуазного общества, равно как и пороки капитализма вообще, необходимо было постоянно разоблачать ради движения вперед, а не в целях возврата назад к средневековью.
Развитие капитализма выявило во второй половине XIX в. и еще одно существенное обстоятельство, которое ранее практически не прослеживалось. Капитализм коснулся и еврейских гетто, упорно сохранявшихся раввинатом. Появляется еврейский пролетариат, который в силу своего положения оказался объектом воздействия со стороны двух противоположных идеологий: иудаизма, который призывал его к единению с евреем-капита-листом, обещая помощь (и иногда оказывая ее), и социализма — к нему еврея-пролетария побуждало обращаться его действительное социальное положение. Это воздействие так или иначе сказывалось и на участии е#-реев в рабочем движении: они могли быть в нем сознательной или бессознательной агентурой евреев-капита-листов и раввината, но очень часто рабочее движение окончательно отрывало их от иудаизма и направляло по пути единственно возможного решения и так называемого еврейского вопроса, и всех других социальных язв буржуазного общества, то есть по пути революционной борьбы.
Иудаизм как религия стал стремительно терять влияние. В век быстрого развития науки не могла встречать энтузиазма архаическая обрядность. Примитивными стали казаться самим иудеям догмы иудаизма. Капитализм помог вскрыть и их кажущуюся ирреальность. И для еврейской буржуазии возникла потребность в «реформировании» своей обветшалой идеологической системы ради сохранения идей об «особой миссии». Этой цели и должен был послужить возникший в конце XIX в. сионизм.
Сионизм возник в условиях, когда наряду с ростом конкуренции и зарождением монополий на повестку дня встал вопрос о ликвидации капиталистического строя вообще, как строя, обреченного историей. Приспосабливая иудаизм к потребностям крупной еврейской буржуазии в свете изменившихся условий, сионизм пытался консолидировать и еврейскую буржуазию, и еврейские социальные низы на базе все тех же иллюзорных идей об «особой миссии» и т. д. Сионисты заимствуют из иудейской религии идею «богоизбранности» и формируют концепцию «всемирного еврейского народа», «нации». О принадлежности к «богоизбранному народу» напоминают и тем, кто давно порвал с иудаизмом. Сочиняются фантастические истории от библейских времен до наших дней, которые должны убеждать и в «особой миссии», и в «извечном отчуждении» «сверхнарода» От всего остального человечества.