Несомненно, что публикация этой книги намекала на то, что Сталин и есть, возможно, тот загадочный вождь, который наведет порядок в стране. Сталин не был еще единоличным властителем, чтобы опубликовать Шульгина по собственному усмотрению. Но он должен был доказать Бухарину (а вероятно, это было совсем нетрудно), как и в случае с «Турбиными», что публикация Шульгина принесет пользу, что признание им силы и прочности, а также национального характера советской власти убедит сомневающуюся часть населения, а его нападки на евреев никого не смогут ввести в заблуждение, ибо антисемитизм уже изжит. Только так Сталин и мог манипулировать своими тогдашними попутчиками, легко поддававшимися на подобные аргументы, в самом деле соответствовавшие обычной тактике большевиков в национальном вопросе.
Тогда же происходит еще более странное событие — «тайное» путешествие Шульгина по СССР, когда он посетил Москву, Киев и Ленинград. «Тайным» это путешествие было для всех, кроме ГПУ, которое и организовало поездку, дав Шульгину возможность покинуть страну и написать обо всем любопытнейший отчет — книгу «Три столицы». Дело в том, что организация «Трест», о которой уже рассказывалось, неожиданно пригласила Шульгина в страну под предлогом поисков его сына, а во время его посещения ему была устроена встреча с таинственным незнакомцем, выдавшим себя за ответственного сотрудника важного учреждения, в то же время являвшегося членом очень влиятельной и разветвленной националистической организации, проникшей во все слои советской системы. Незнакомец, разумеется, бывший агентом ГПУ, изложил любопытную национал-большевистскую программу очень правого толка, которую просил как можно скорее распространить среди белой эмиграции. На слова Шульгина: «Я думал, что я еду в умершую страну, а я вижу пробуждение мощного народа», — сотрудник ГПУ сказал: «И это то, что никак до сих пор нам не удавалось передать в эмиграцию... Мы с каждым днем как народ, как нация, как государство оправляемся от страшных ударов, которые нанес нам социализм». Одним из главных мотивов «националиста» было то, что, несмотря на продолжающееся еврейское засилье, к власти органически приходят новые мощные русские слои, которые в свое время возьмут в свои руки всю власть, не вызвав в стране нового хаоса и кровопролития. «В современной русской жизни рядом с еврейским потоком, несомненно, пробивается и очень сильная русская струя на верхи».
«Мы обязаны готовить преемника советской власти!.. А она падет, потому что на такой ненависти сидеть нельзя. Мы явственно это видим. Эта ненависть захватывает с каждым днем все более широкий круг. Эта ненависть уже не скрывается населением».
Представитель ГПУ, утверждая, что евреи, конечно, будут оттеснены от власти, вместе с тем убеждал, что «звериная расправа с еврейством в высшей степени невыгодна для будущности русского народа» и что единственным средством решить еврейский вопрос был бы великий исход евреев из России.
Сам Шульгин с удовлетворением рассматривает происходящее в России как эволюцию в сторону фашизма. «Коммунисты да передадут власть фашистам, не разбудив зверя». Россия, по словам Шульгина, «изжила страшный бред социализма в течение нескольких лет». С другой стороны, для Шульгина «фашизм и коммунизм (ленинизм) — два родных брата». «Жидов, — говорит Шульгин, — конечно, скоро ликвидируют. Но не раньше, чем под жидами образуется дружина, прошедшая суровую школу».
Любопытно следующее замечание Шульгина, которое странным образом сближает его с известной декларацией митрополита Сергия, опубликованной позже, летом 1927 г., о чем речь будет идти ниже. «Можно всеми силами души быть против советской власти и вместе с тем участвовать в жизни страны: радоваться всяческим достижениям и печалиться всяким неуспехам, твердо понимая, что все это актив и пассив русского народа как такового».
Шульгин выполнил просьбу «националиста» и через несколько месяцев опубликовал книгу о своей поездке. Однако вскоре после ее выхода организация «Трест» самораспустилась.
Это странное событие наводит на размышления.
Преследовало ли ГПУ в деле Шульгина лишь цель дезинформировать белую эмиграцию? Безусловно да! Но важно то, какая форма была придана дезинформации. Она показывала, что органы ГПУ были отлично осведомлены о том, что могла принять эмиграция в качестве условия нейтрализации. ГПУ рассчитывало даже вызвать эмиграцию на сотрудничество. В этот период Сталин вряд ли настолько контролировал ГПУ, чтобы эту организацию можно было заподозрить в намеренной фабрикации такого рода идеологии по его заказу. Это была скорее макиавеллистская затея ГПУ, однако имевшая разные потенции и отражавшая готовность идти на различные политические компромиссы, что представляло благодарную почву для любой трансформации советской системы.