документы, подтвердила, что данная процедура нам показана. Мы с Ольгой
Владимировной прошли по одной такой процедуре. В результате у обоих
содержание фильтров оставляло желать лучшего, однако у меня плазма крови была
такого чудовищного цвета, что врач даже решила сфотографировать мой фильтр.
Она сказала, что ничего подобного в жизни не видела. В связи с этим врач
направила меня сдавать анализ крови на тяжёлые металлы.
Результаты, пришедшие из лаборатории, показали, что в моей крови было найдено
на 40% превышение свинца и на 20% - кадмия. И это после процедуры полной
очистки крови. Я тогда поинтересовался у врач, на сколько процентов одна
процедура каскадного плазмофереза снижает количество тяжелых металлов в крови
пациента. Врач ответила, что процентов на 20-25. Выходило, что до первой
процедуры в моей крови могло присутствовать превышение свинца около 60%, а
кадмия – около 40%, и врач подтвердила мои расчеты. Но добавила, что даже то
186
количество, которое на тот момент было найдено, уже говорит о тяжёлом
токсикологическом отравлении. К тому же, сказала она, по медицинским данным,
свинец и кадмий депонируется не в крови, а в костях и внутренних органах.
28 января 2011 года, на следующий же день после обнаружения тяжёлых металлов
в моей крови, Ольга снова обратились в полицию. Она подала второе заявление. Мы
надеялись, что полицейские объединят первое наше обращение, по поводу взлома
двери с только что обнаруженными фактами присутствия в квартире отравляющих
веществ и найденными в моей крови свинцом и кадмием. Ведь именно то, что взлом
двери якобы не имел причины (так как мы сообщили, что из квартиры ничего не
пропадало) и послужил для полицейских основанием в отказе расследовать это
дело по первому заявлению. Мы полагали, что если полицейские увидят новые
документы, то для них станет очевидным, что в квартиру проникали не для того,
чтобы оттуда что-то забрать, а для того, чтобы туда кое-что подбросить. А именно
подбросить туда отравляющие вещества.
Однако мы зря надеялись. 8 февраля 2011 года мы получили официальный отказ в
отношении заведения уголовного дела по факту нахождения в нашей квартире
отравляющих веществ. Основание для отказа не выдерживало никакой критики и
было явно сфабриковано. Оно более походило на досужие рассуждения и домыслы
лейтенанта полиции Надирова Алексея Юрьевича, хотя бы потому, что явно
противоречили выводам, сделанным профессионалами. Выводы полицейского
фактически значили, что в таком солидном учреждении как ФГУЗ «Центр гигиены и
эпидемиологии по г. Москве» работают непрофессионалы, а он, лейтенант полиции
напротив, является суперспециалистом в вопросах химии и медицины.
Кстати, через какое-то время после отказа в возбуждении уголовного дела со
стороны полиции, в феврале 2011 года к нам домой явился этот лейтенант, которого
сопровождал человек с погонами капитана. Мы несколько удивились: с каких это
пор участковых в чине лейтенанта в их ежедневной работе сопровождают старшие
по должности? К тому же этот «капитан» показался нам весьма подозрительным в
связи с его вопросами и поведением. По своим повадкам он больше походил на
сотрудника ФСБ. Этот эпизод ещё более укрепил нас в мысли о том, что против нас
работает группа сотрудников из этой организации, и что мы не ошиблись, что
организация называется ФСБ РФ.
В течение несколько месяцев, с декабря 2010 по конец марта 2011, мы с Ольгой
187
Владимировной находились в положении узников, заключенных в кандалы. Начиная
с декабря 2010 года, мы перестали покидать свой дом вдвоём. Выходили на улицу
по одному, и только по крайней необходимости: закупка продуктов, врачи.
Делалось это для того, чтобы перекрыть нашим убийцам доступ к квартире. К тому
же я из дома к тому времени уже выходить не мог, т.к. начинал задыхаться при
ходьбе. Поэтому за продуктами и лекарствами выходила Ольга Владимировна. По
возвращению домой, прямо у порога, ей приходилось раздеваться донага, и идти
прямиком в душ, а все вещи, в которых она выходила из дома, сразу отправлять в
стиральную машину. В связи с этой спецификой, Скорбатюк О.В. приходилось даже
в сильные морозы выходить на улицу в ветровке, так как шубы, дубленки и
пуховики не было возможности ежедневно стирать в домашних условиях. Однако