Выбрать главу

3. Ложь большая и очень большая

КАК отмечает Джон Максвелл Кутзее, выдающийся философ и превосходный ро-_ манист, прославившийся неутомимой и точной фиксацией грехов, глупостей и заблуждений человечества,

заявление, что мир должен быть разделен на конкурирующие экономики, поскольку такова его природа, — искусственное. Конкурирующие экономики существуют потому, что мы решили: именно таким мы хотим видеть наш мир. Конкуренция — это сублимация войны. Неизбежность войны — не аксиома... Если мы хотим войны, мы выбираем войну, если хотим мира, с тем же успехом выбираем мир. Если мы хотим конкуренции, мы вольны начать конкуренцию; точно так же мы вольны стать на путь товарищеского сотрудничества [1].

Впрочем, загвоздка состоит в том, что вне зависимости от того, был наш мир сформирован решениями, принимавшимися и осуществлявшимися нашими предками, или нет, в начале XXI века он является малопригодным для мирного сосуществования, не говоря уже о людской солидарности и дружественном сотрудничестве. Он устроен таким образом, что сотрудничество и солидарность представляют собой не просто непопулярный, но и сложный и затратный вариант. Неудивительно, что люди достаточно редко находят в себе материальные и душевные силы для того, чтобы выбрать такой вариант и воплотить его в жизнь. Подавляющее большинство людей, как бы благородны и возвышенны ни были их убеждения и намерения, сталкивается с враждебными и опасными, а главное — неизбежными реалиями: вездесущей алчностью и коррумпированностью, соперничеством и всеобщим эгоизмом, а соответственно, и с реалиями, насаждающими и превозносящими взаимную подозрительность и постоянную бдительность. Ни один человек сам по себе не способен изменить эти реалии, отмахнуться от них, опровергнуть их или жить вопреки им — и поэтому у людей не остается иного выбора, кроме как следовать образцам поведения, которое, осознанно или бессознательно, целенаправленно или по умолчанию, однообразно воспроизводит мир bellum omnium contra omnes. Именно поэтому мы сплошь и рядом принимаем эти реалии (надуманные, внушаемые или воображаемые реалии, ежедневно воспроизводящиеся с нашей помощью) за «природу вещей», которую люди не в силах оспорить и изменить. Еще раз обратимся к рассуждениям Кутзее: «средний человек» сохраняет веру в то, что миром управляет необходимость, а не абстрактный моральный кодекс. Следует честно признать, что у этого «среднего человека» имеется более чем достаточно разумных оснований для того, чтобы верить в то, что неизбежное — неизбежно, и точка. Мы (вполне справедливо) заключаем, что в этом мире нам предстоит жить. Альтернативы этому миру нет, рассуждаем (ошибочно) мы дальше,— и быть не может.

Но в чем же заключается это якобы «неизбежное», которое, как считаем мы, «средние» (иначе говоря — «простые») люди, соответствует и будет соответствовать «устройству» и «природе» вещей? Иными словами, каковы же эти неявно принимаемые предпосылки, невидимо присутствующие в каждом мнении о «состоянии мира», под которыми мы обычно подписываемся и которые формируют наше понимание (или, точнее, непонимание) этого мира — но которые мы почти никогда не подвергаем серьезной проверке, изучению и испытанию фактами?

Я обозначу лишь некоторые из этих предпосылок, хотя, возможно, они в большей степени, чем все прочие ложные убеждения, несут ответственность за проклятье социального неравенства, его по видимости неудержимый рост и распространяемые им метастазы. Однако с самого начала хочу предупредить, что при чуть более пристальном изучении «неизбежное», о котором идет речь, оборачивается не более чем различными аспектами сложившегося статус-кво — тем, что на данный момент есть, а не тем, чего не могло не быть; и что эти аспекты нашего нынешнего положения, в свою очередь, основываются на недоказанных, сомнительных или откровенно ошибочных предпосылках. Да, в данный момент эти аспекты являются «реалиями» в том смысле, что они упорно сопротивляются попыткам переделать или заменить их, а точнее говоря, любым попыткам, которые предпринимаются или могут быть предприняты с использованием орудий, в настоящий момент находящихся в нашем распоряжении (как выяснили сто лет назад два великих социолога, У А. Томас и Флориан Знанецкий, если люди считают нечто истиной, то они ведут себя так, что оно становится истиной...). Однако это ни в коем случае не доказывает, что реформа или замена данных аспектов невозможна—что человек никогда не будет над ними властен. В крайнем случае отсюда следует лишь то, что для их изменения потребуется нечто большее, чем одна лишь смена умонастроений. Нам не обойтись чем-либо меньшим, нежели изменение — которое зачастую бывает весьма резким, а изначально может оказаться болезненным и неприятным — нашего образа жизни.