--Действительно, сон у тебя... Вроде пока здорова. - Юля постучала костяшками пальцев по подоконнику.
--Да ладно... Дело не во сне, глупость это. Просто соскучился, Юль. он снова подошел и обнял её.
--А ты?
--Тоже.
Он долго и страстно поцеловал её, она не сопротивлялась, потом отпустил и пошел разбирать привезенную из Кентау сумку. Родители передали связанный матерью свитер, банки маринованных с дачи огурцов, помидоров и письмо. Юля распечатала его и углубилась в чтение. Благодарили её за триста долларов, оставленные в вазочке, этих денег хватило рассчитаться с долгами, сообщали о новостях, передавали привет от родственников, а в конце письма сделали приписку о том, что приходил Сергей и объявил о женитьбе. Родители кандидатуру зятя поддержали: милый парень, с университетским образованием, с большими и смелыми планами на жизнь, только почему Юля сама не сказала обо всем, когда приезжала?
Она дочитала и отложила письмо.
--Ты сказал, что мы женимся?
--Ага. Взял ответственность на себя. Сколько тянуть? А что, не правильно сделал?
Она не ответила.
--Борщ сварился, пошли кушать. Оценишь мои кулинарные способности.
Борщ был вкусным, проголодавшийся Сергей зачерпывал полной ложкой жижу с овощами и, обжигаясь, торопливо глотал. Юля выжала ему из упаковки майонез, кусочки хлеба полила кетчупом, на дольки порезала присланные из дому огурчики, положила рядом пучки свежего зеленого лука и петрушки.
Сергей уминал и нахваливал.
--А сама-то, почему не ешь?
Она села напротив, подтолкнула ему соль с перцем.
--Там много мяса, а я пощусь. Не знаешь разве? Великий пост начался.
--Знать - знаю. Ты разве верующая? С каких пор?
Она пожала плечами.
--Особо, конечно, не верующая... В церковь хожу редко, но тянет иногда грехи замолить.
--Какие могут быть грехи? Ты молодая, не успела наследить. Слушай, а может, мы в церкви обвенчаемся? Сейчас это модно.
--В церковь идут не для моды. Душа должна потребовать. Когда перестаешь понимать себя, когда там поселился беспорядок, сломался стержень, когда там хаос и страх - тогда твоя дорога в церковь.
--Новые мысли. Взрослые. А ты совсем ребенок, ты - моя маленькая-маленькая девочка. Да? Ты моя маленькая-маленькая девочка? - он отломил кусочек хлеба и отправил в рот. - А-а, вот что хотел спросить. Говоришь, соблюдаешь пост, а варишь борщи из мяса. И колбас полно в холодильнике, и сливочного масла, и сметаны? Какой же это пост? А вот...
Договорить не успел. Кто-то провернул замок, вошел, и в прихожей начал раздеваться. Через несколько секунд появился хорошо скроенный, молодой мужчина, с внешностью кавказца, с оливковыми глазами и волосами, зачесанными назад. В прихожей раздавались голоса других, тоже раздевающихся мужчин.
Сергей отложил ложку в сторону и вопросительно глянул на Юлю, поднимаясь из-за стола.
--Не понял...
Юля молча стояла у подоконника, сложив руки на груди и опустив глаза. Вошедший мужчина, увидев поднимающегося Сергея, положил руку ему на плечо, усаживая на место.
--Гость? - спросил, обращаясь к Юле, с улыбочкой.
Из прихожей вывалились еще пятеро.
--Грек, ну что, хавать готово? С утра не жрали!
Юля показала рукой на Сергея.
--Это Сережа, из Кентау. Мой давний друг. - затем указала на Грека. - А это Эдик, но мы шутя зовем его Греком.
Сергей тихо спросил:
--Обед готовила для него?
--Сережа, давно хотела тебе сказать...
--Нет, подожди. Для него?
--Я сейчас объясню, и ты поймешь. Грек, пока убери пожалуйста ребят из квартиры.
Тот, после некоторой заминки, скомандовал:
--Костя, ждите на лестнице. - и кивнул на выход.
Костя ухватил пикантность ситуации и, прыская в кулак, повел дружков за дверь.
Сергей, глядя на Грека снизу вверх, предложил:
--В ногах, говорят, правды нет? Может, посидим гуськом, побалакаем? Эдик?
--Ну, давай. Побалакаем. - Грек опустился напротив, а Юлю посадил посредине.
Сергей спросил:
--Юля, скажи честно, давно у тебя с ним? И вообще, что происходит?
--Понимаешь, Сережа...
--Ты его любишь?
--Я бы сама все объяснила, но ты ве...
--Любишь его?
--Не торопи. Не так все просто.
--Ну почему? Я же вижу, слишком у вас зашло далеко. По семейному. Обеды готовишь, ключ у него от квартиры. У меня ведь нет? Чего ж ты стесняешься? Любишь - скажи: да, люблю. Чтобы внести ясность.
Юля, опустив голову, чуть слышно сказала:
--Да, люблю. Прости, Сережа. Я, наверное, слабая женщина, не решалась сказать. Я виновата перед тобой.
Сергей сглотнул подкатившийся ком.
--И что же вы, поженитесь?
--Я не знаю...
Грек сидел хмурый, перебирал губами, молчал.
Сергей вздохнул.
--Вот теперь ясно. Только, любить как я - не сможет никто. И он тоже. Помни об этом. Елы-палы! Какой я дурак! Дурак и глупец! Я был ослеплен этой глупой любовью... Сколько лет! Наверное, с четвертого класса? - он потирал лоб и массажировал глаза. - Ну что, прощай, Юленька. Всегда звал тебя "моя маленькая-маленькая девочка". Дур-рак! Дурак!
Поднялся, прошел в коридор, накинул пальто и двинулся к двери. Грек сопровождал его.
--Шапку забыл. - виновато подал Сергею головной убор. - Не обижайся, брат. Такая история...
--Да пош-шел ты! - и крикнул Юле в кухню: - Вот тебе и сон!
Хлопнул дверью так, что посыпалась штукатурка. На лестничной площадке ржали боевики Грека. Не обращая на них внимания, медленно стал спускаться вниз.
21
Теплоход "Андрей Красин" завывал дизелями и дрожал железным туловищем, рассекая воды Финского залива. Штормовой норд-ост поднимал полутораметровую волну: залив две недели как освободился ото льда. Верхнюю палубу от бака до юта окатывало холодным соленым раствором - жемчужным балтийским бисером. Справа по борту плыли Красная Горка, Ломоносов, слева остался Кронштадт. На траверзе "Андрея Красина" прыгала на волнах рыбацкая шхуна, тоже, видимо, возвращавшаяся в порт.
В кают-компании было жарко, присутствующие только что приняли банные процедуры и теперь, распаренные, в халатах, с полотенцами на шеях, сидели за длинным, богато сервированным столом. Хозяин теплохода Иван Иваныч, пожилой мужчина за шестьдесят, с обвислой кожей на лице и шее, разливал водку по рюмочкам и крякал от удовольствия, подсовывая яства гостям.